Николай Никифоров - Оно

Алан вспыхнул от гнева и обиды. Даже не обратил внимания, что давно вскочил со стула и стоит рядом с девушкой.

— Не тебе меня учить, девочка! Ты даже морщинами еще не обзавелась, а говоришь, словно дряхлая старуха, — почти выкрикнул Алан ей в лицо.

— Да, ты прав, я ничто. Извини, что стала поучать тебя. Только: я многим хуже старухи, — прошептала она. Такой резкий диссонанс их тона мгновенно разрядил обстановку. Алану стало стыдно за свою грубость, он опустился на стул рядом с Вайноной.

— Вини, прости меня, пожалуйста. Я веду себя как идиот. Просто меня очень задело твое недоверие к моей клятве:

— Недоверие? Что ты, я ей верю: Но, я не хочу больше слышать таких клятв, — теперь почти кричала Вайнона. — Мне не нужно чтобы ты был связан своим словом, когда твое мнение обо мне изменится, когда ты горько пожалеешь о том, что так необдуманно сказал.

— Я уже поклялся и могу повторить еще раз, если ты не расслышала, — упрямо сказал Алан.

Теперь только он заметил, что девушка вот-вот расплачется — слезы уже дрожали в уголках глаз.

— Я больше не скажу ничего: Только то, что ты захочешь. Хорошо? прошептал он, наклонившись к ней и взяв ее лицо в ладони.

Вайнона кивнула. Негромко шмыгнула. Алан осторожно смахнул соленые капельки с ее лица.

— Сядь на свое место, пожалуйста, — попросила она, высвобождаясь. Он послушно пересел. На несколько минут в кухне воцарилась тишина.

— Ну почему ты так: — Алан умолк, подбирая слова, — так себя ненавидишь?

— Странный ты какой-то. Какое тебе дело до меня? Почему ты не спросишь про грузовой отсек? — уже вполне владея собой, поинтересовалась девушка.

— Потому что я: — смело начал было Алан, но она остановила его, догадавшись, что он сейчас скажет:

— Ты обещал не говорить того, что мне: — Вайнона немного замялась, — мне неприятно. Поэтому перестань произносить слова, в которых потом можешь раскаяться. Хорошо?

Он молча кивнул.

— Ну, тогда спрашиваю: что ты хотела от грузового отсека?

— Нет, вы только посмотрите на этих двоих, — Вайнона и Алан испуганно обернулись, в дверном проеме стояла Джен с очень недовольным лицом.

— Вы думаете, вы — на курорте? Девушка, — Джен подчеркнула это слово каким-то особым тоном, как умеют делать только женщины, — вы в порядке? Да? И вам нечем больше заняться, кроме как отвлекать Крошку Эла? Кухня от вашей трепни чище не станет.

Джен очень удивило, что в ответ на столь гневную тираду, она услышала лишь два облегченных вздоха. А все, чего она не понимала, ее раздражало. Поэтому, чтобы не вспылить при «этих», Джен развернулась и пошла в направлении каюты, бросив коротко, отрывисто и довольно ядовито:

— Крошка Эл, пошли, поможешь мне.

Почему на «Звездной Игле» такие жесткие кровати? Неужели так нужно? Алан ворочался уже час, не находя места, где бы смог расслабится и заснуть. Как он мог раньше не замечать, что остов их коек состоит из сплошных выпуклостей, а толщины синтетического материала, напоминающего по строению человеческое тело, которым покрыты койки, вовсе не хватает.

«Ночью» — так называли время, когда члены экипажа спали — в каюте горели две лампы, у дверей в носовую рубку и коридор. Они едва-едва разгоняли темноту, так, что были видны лишь очертания предметов.

Алан, завернувшись в одеяло, то вглядывался в полумрак, будто хотел найти там ответы на свои вопросы, то прислушивался к звукам. Вот опять что-то пробормотал сквозь сон Рэй, заворочался и затих, отчетливо доносится равномерное спокойное сопение спящего Рагнара, только Вайнону не слышно. Хотя: Алану казалось, что, на гране восприятия, он улавливает ее дыхание над ним, ощущает спящую на верхней койке девушку.

Поначалу ворочался от обиды и злобы, раздумывая о капитане, который оказался вовсе не таким уж справедливым, а, скорее, жестоким и бессердечным, об ублюдке Горилле, которого он с удовольствием размазал по стенке — если бы мог. Джен тоже хороша — не могла потерпеть еще полчасика в своей рубке со своим ненаглядным супругом, помешала такому разговору. Кто его знает, получится ли еще когда-нибудь так откровенно поговорить с Вайноной.

Что же с ней такое? И что случилось с ним самим?

Он придумывал самые фантастические объяснения поведения Вайноны, казавшиеся ему вполне правдоподобными. Наверное, девушка больна страшной неизлечимой болезнью — подобных ужасов было немало за последние несколько веков, Корпорация могла преспокойно скрывать существование чего-то подобного. Но тогда она никогда бы не нанялась на космический корабль, ведь тем самым подвергала смертельной опасности экипаж и города старменов, где они могут оказаться. Алан верил, нет, он просто знал, что Вайнона не способна на такой шаг! Может ее болезнь не распространяется, и она хочет умереть на какой-нибудь захолустной планетке на самом краю Галактики, где от силы пара тысяч поселенцев, которые видятся друг с другом два-три раза в год? Возможно, на последних стадиях, она изменится до неузнаваемости, и до этого осталось от силы лет пять.

Ему стало больно за нее. «Она, наверное, очень одинока», — подумал Алан, а потом вдруг решил, — «Я буду рядом с ней. До конца». И сам удивился.

Решив, что напридумывал невесть чего, он стал искать другие версии. Вайнона скрывается от DVS, совершив нечто, за что по корпоративным законам карают деструктурированием или, в лучшем случае, наново форматируют мозг, оставляя лишь самое необходимое, чтобы человек смог начать все с «нуля». Нет, вряд ли. Алан считал, что разбирается в людях, и, на его взгляд, Вайнона вовсе не походила кого-то «такого». Хотя: Он никогда никого «такого» и не видел, но должны же они чем-то отличатся от обычных людей:

Может, это как-то связано с грузом, который они везут? Но тогда бы она не попыталась отвлечь его этим грузовым отсеком от нее самой. Но что же тогда? «Наверное, существует какое-то, простое как диод, объяснение всему», — подумал Алан, — «а я придумываю тут всякую чушь».

В конце концов, почему это так важно для него? Может, девушка просто решила повыпендриватся, а он и уши развесил? Но почему-то ее слова, даже прокрученные снова и снова, рассмотренные со всех возможных сторон, не казались наигранными. Как Алан их не крутил, а фальшь в них не появлялась.

Он начал кое-что понимать. Дело не в Вайноне, а в нем. Что бы ни случилось — это не повлияет на его отношение к ней. Это не столь важно, ему лишь нужно это знать. Для себя Алан уже все решил. Он спросит у нее напрямик: а потом скажет, что очень ее:

Увлекшись своими размышлениями, Алан совсем позабыл о неровностях кровати и не заметил, как уснул. Лишь лампы по прежнему создавали желтовато-серый полумрак в каюте, но никто больше не прислушивался к звукам спящего корабля и не искал в их неясных отсветах ответов на свои вопросы.