Роберт Хайнлайн - Там, за гранью

– В некоторых кругах меня почитают заправским остряком, – похвалился он. – Иногда я сам поражаюсь… Идут!

На этот раз атака была организованной, нападающие веером развернулись от обеих дверей. Несколько секунд и Феликс, и Мордан были очень заняты, потом все кончилось.

– Кто-нибудь прорвался? – осведомился Гамильтон.

– Похоже, двое, – отозвался Мордан. – Прикройте лестницу, Феликс. Я буду отсюда следить за дверьми.

Арбитр не заботился о своей безопасности – такое решение было продиктовано тактикой. Глаз и рука Мордана были точны и быстры, но Гамильтон был моложе и сильнее. Лежа на животе, он наблюдал за лестницей – большая часть его тела была защищена при этом металлом платформы и стеллажей. С первым выстрелом Феликсу повезло – противник высунул голову, глядя в другую сторону. Феликс уложил его с дырой в затылке и оторванным лбом. Затем он поспешно сменил позицию. Однако пистолет его был пуст.

Второй противник быстро вскарабкался по лестнице. Феликс ударил его рукояткой пистолета и схватился врукопашную, стараясь вырвать бластер.

Нападающий чуть было не стащил Гамильтона вниз, но тот изо всех сил рванул его голову назад; послышался хруст ломающейся кости, и мятежник обмяк.

Гамильтон вернулся к Мордану.

– Хорошо. Где оружие?

Феликс пожал плечами и развел руками.

– Два излучателя должны быть у подножия лестницы.

– За ними вы спуститься все равно не успеете. Лучше оставайтесь здесь и возьмите бластер Марты.

– Да, сэр.

Гамильтон отполз назад, объяснил, что ему нужен бластер, и посоветовал Марте укрыться между стеллажей. Та запротестовала.

– Приказ шефа, – не моргнув глазом соврал Гамильтон и повернулся к Филлис: – Как дела, малышка?

– В порядке.

– Держи нос повыше, а голову пониже.

Гамильтон взглянул на счетчики обоих излучателей – в них оставался одинаковый заряд. Опустив в кобуру оружие Монро-Альфы и быстро взглянув на дверь, которую охраняла Филлис, он взял ее за подбородок, повернул к себе лицом и торопливо поцеловал.

– На память, – сказал он и сразу же отвернулся. За это время Мордан не заметил никакой активности со стороны противника.

– Но она непременно проявится, – добавил Арбитр. – Мы вынуждены экономить заряды, и скоро они это поймут.

Ожидание казалось бесконечным. Оба угрюмо воздерживались от стрельбы по целям, которые им услужливо предлагались.

– Думаю, – заметил наконец Мордан, – стоит израсходовать в следующий раз один заряд – это может дать нам еще некоторую отсрочку.

– Уж не посетила ли вас бредовая мысль, будто мы все-таки сможем выкарабкаться? Я начинаю подозревать, что блюстители и не догадываются о нападении на Клинику.

– Может, вы и правы. Но мы все равно будем держаться.

– Разумеется.

Скоро перед ними появилась цель – и достаточно четкая, чтобы понять, что это человек, а не муляж. Мордан достал его лучом. Человек упал на видном месте, однако, экономя заряды, осажденные позволили ему беспрепятственно уползти.

– Послушайте, Клод, – Гамильтон коротко взглянул на Арбитра, – а ведь стоило бы постараться выяснить наконец, что же происходит, когда гаснет свет. Почему никто не взялся за это всерьез?

– Религия занимается. И философия.

– Я не это имею в виду. Этим следует заняться, как и любой… – он остановился. – Вам не кажется, что чем-то пахнет?

– Неуверен… – Мордан потянул воздух носом. – На что похож запах?

– Сладковатый… Он… – Неожиданно Феликс ощутил головокружение – ничего подобного прежде он никогда не испытывал. Он увидел двух Морданов разом. – Газ, – догадался он, – они до нас добрались. Пока, дружище.

Он попытался добраться до прохода, в котором дежурила Филлис, но сумел сделать лишь несколько неуверенных движений и, растянувшись, остался лежать ничком.

Быть мертвым оказалось приятно. Приятно и спокойно – без скуки. Но немножко одиноко. Гамильтону недоставало остальных – безмятежного Мордана, отважной Филлис, Клиффа с его застывшим лицом. И еще того забавного маленького человечка, трогательного владельца бара «Млечный путь». Как же его звали?

Херби? Герберт? Что-то вроде этого… Гамильтон отчетливо представлял себе его лицо, однако имена без слов приобретали совсем иной вкус. Почему он назвал того человека Гербертом?

Неважно. В следующий раз он не изберет своим делом математику. Математика – материя скучная и безвкусная. Теория игр… Любую игру всегда можно прервать. Какой в ней интерес, если результат заранее известен? Однажды он изобрел подобную игру, назвав ее «Тщетность» – играя как угодно, вы были изначально обречены на выигрыш. Нет, это был вовсе не он, а игрок по имени Гамильтон. Сам он не Гамильтон – по крайней мере, в этой игре. Он генетик – вот здорово: игра в игре! Меняйте правила по ходу игры. Двигайте игроков по кругу. Обманывайте сами себя.

«Закройте глаза и не подглядывайте, а я вам что-то дам – и это будет сюрприз!»

Сюрприз – вот суть игры. Вы запираете собственную память на ключ и обещаете не подглядывать, а потом разыгрываете вами избранную часть, подчиняясь правилам, определенным для данного игрока. Временами, правда, сюрпризы могут оказаться страшненькими – очень неприятно, например, когда тебе отжигают пальцы.

Нет! Эту позицию проиграл вовсе не он. Это был автомат – некоторые роли должны быть отведены автоматам. Именно автомату он отжег пальцы, хотя в свое время это и показалось ему реальностью.

При пробуждении так бывало всегда. Всякий раз трудновато было вспомнить, какую из ролей ты играл – забывая, что играл все. Ну что ж, это была игра – единственная игра в городе, и больше заняться было нечем. Что он мог поделать, если игра была жульничеством? Но в следующий раз он придумает другую игру. В следующий раз…

Глаза его не действовали. Они были открыты – но увидеть он ничего не мог.

Чертовски странно – явно какая-то ошибка…

– Эй! Что тут происходит?

Это был его собственный голос. Он сел – и с лица упала повязка. Все вокруг было таким ярким, что стало больно глазам.

– В чем дело, Феликс?

Повернувшись на голос, Гамильтон попытался сфокусировать слезящиеся от рези глаза. В нескольких футах от него лежал Мордан. О чем это он хотел у Мордана спросить? Как-то вылетело из головы…

– Не могу сказать, чтобы я хорошо себя чувствовал, Клод. Как долго мы были мертвы?

– Вы не мертвы. Вы просто немного больны. Это пройдет.

– Болен? Это так называется?

– Да. Однажды и я болел – лет тридцать назад. Это было очень похоже.

– А… – он все еще никак не мог вспомнить, о чем же хотел спросить Мордана. Между тем это было нечто важное – такое, чего Клод не мог не знать. Клод вообще знал все – ведь правила составлял он.