Михаил Харитонов - Моргенштерн

Машина подъехала минут через десять. За рулём сидел худосочный солдатик в неуставной голубой рубашке. Шацкий занял переднее сиденье, Герман притулился сзади, не зная, куда девать ноги: на полу лежали какие-то неудобные железяки, глухо позвякивавшие, когда машина подпрыгивала на колдобинах.

Центр оказался низеньким одноэтажным домиком зелёного цвета. Герман почему-то ожидал, что над крышей будут вращаться какие-нибудь антенны, но ничего подобного там не было. Проходная тоже не вызывала уважения деревянный стол, да скучающий солдатик у входа. Полковник предъявил свои бумажки (Герман облился холодным потом, пока солдатик - небрежно, но умело - просматривал бумагу). Потом пришлось показывать паспорта.

Документы Арутюняна не вызвали особенного интереса. С паспортом Германа старого образца солдатик завозился.

- Герман Оттович, значит, - бормотал он, заполняя шнурованную тетрадь в линеечку, - Эн-гель-гарт. - Он внимательно посмотрел на замершего Геру. Национальность - немец. Это правильно раньше в паспорт национальность писали. А теперь не поймёшь, кто русский, а кто... ну вот про вас я бы не догадался.

- Немец он, - усмехнулся полковник. - Остзее. Зато он настоящий русский патриот. Таких сейчас мало. Пойдём, Гера.

Солдат снова уткнулся носом в бумажки.

Геннадий Михайлович, не оборачиваясь, прошествовал по короткому коридору к двустворчатой железной двери. Через пару секунд загудел мотор, и створки, тихо скребя железом по желобам, отодвинулись в стороны.

За дверью оказалась кабина лифта с длинным рядом одинаковых блестящих кнопок без номеров, похожих на надраенные пуговицы.

Роберт вошёл в кабину, не теряя достоинства. Герман протиснулся между ними, с трудом подавляя желание спрятаться за спину полковника.

Двери лязгнули, закрываясь. Лифт поехал вниз.

Российская Федерация, Москва.

Всё это было похоже на дешёвый детектив - из тех, которые пожилые тётеньки читают в метро.

Сначала полноватый седой мужик, вызвоненный тётей Олей непонятно откуда, отвёз Яну на старой "Волге" в Москву, в центр. Потом они пробирались дворами. Яна случайно наступила на собачью какашку и еле-еле отскребла гадость о металлический уголок ограды - пока мужик звонил куда-то по красивому спутниковому телефону.

Дальше была железная дверь с табличкой "Частное охранное предприятие "Виконт-А", отдел пропусков", длинная стойка со скучающим блондинистым дежурным, надпись "Комната оружия", холодные перила, и наконец полуподвальная комната с двумя компьютерами, стареньким хьюлетт-паккардовским принтером и новеньким блестящим шредером. Шредер тихо гудел, готовясь в любой момент перемолоть стальными зубами любую доставшуюся ему бумажку.

Сначала в шредер угодил Янин паспорт. Взамен ей дали очень похожий, только чуть поновее. У девушки вертелся на языке вопрос, зачем это понадобилось, но она вовремя вспомнила, что Марковна рассказывала ей о магнитных полосках в российских паспортах. Фотография тоже была странной: вроде бы и янина, но совсем непохожая на ту, которая была в старом паспорте. Этот трюк девушка тоже знала: Марковна как-то рассказывала о том, что при проверках обычно сверяют паспорт с разосланной фоткой, а потом уже смотрят на лицо.

Потом ей дали синий загранпаспорт, тоже с новой мордаськой. Вручили портмоне. В отделении с прозрачным кармашком была всунута фотография (Яна, какой-то незнакомый мужик, незнакомая старая женщина с ведром - всё это на фоне бревенчатой стены). В другом кармашке лежало восемьсот баксов мелкими, кредитная карточка Visa Gold и авиабилеты. Отдельно выдали пакет с какими-то специальными документами и объяснили, что в нём. Яна запомнила только слово "мультивиза".

Потом ей совали какие-то бумаги, на которых галочкой было помечено место, где подписываться. Яна ставила и ставила подписи, пока бумажки не кончились.

Зачем ей вдруг понадобилось домой, она и сама толком не понимала. Тем не менее, она устроила две истерики - сначала седому, а потом по телефону Марковне. Марковна выругала её по-чешски, но заехать разрешила.

Мужик довёз её до места, но выходить из машины не разрешил. Отобрал у неё ключи от двери и пошёл проверять квартиру. Через десять минут вернулся, молча кивнул. Яна шмыгнула носом и побежала к себе.

Лифт не работал, на шестой этаж пришлось переться пешкодралом. Яна некстати вспомнила, как однажды ей пришлось проделать этот путь с Германом: у того были проблемы с сердцем, так что на каждой лестничной площадке приходилось стоять минут пять, ожидая, пока её любовник не справится с одышкой. В постели у него имелись те же проблемы, поэтому он всё делал нежно и неторопливо. Девушке это безумно нравилось, пока она случайно не узнала причину. Кажется, с тех самых пор объятия Геры стали для неё пресными.

Н-да. Из-за такой вот ерунды.

Дома было всё как обычно. Яна стояла посреди комнаты и пыталась хоть что-то почувствовать: в конце концов, неизвестно, вернётся ли она сюда когда-нибудь, скорее всего нет, надо же это как-то пережить. Но внятного переживания не получалось. Вещи упорно не хотели прощаться.

Якуба в горшке. Два пустых футляра из-под дорогих ручек. Часы-калькулятор, отстающие на сорок минут. Позапрошлагодний перекидной календарь ОАО "Благовещенский арматурный завод", некогда презентованный ей Яковлевым на восьмое марта. Студенческий билет, подложенный под ножку стола. Бумажка, сорванная с какой-то дорогой тряпки, да так и оставшаяся. Два носовых платка, студийные наушники, покрытый пылью томик Розанова "Обонятельное и осязательное отношение евреев к крови". Пачка патриотических газет - их ей носил национально озабоченный Гера. Брошюра "Вымирание русского народа", и там же заляпанный шоколадом корешок сборника "Этнические проблемы в современной России". Компакт-диск с курехинской "Оперой богатых". Пакет, набитый обёртками от кассет. Вертушка с засохшими гелевыми ручками и ластиками, украшенная длинной висучей цепью из скрепок. Сверху - сувенирный швейцарский нож, подаренный Герой вместо букета: они тогда только начинали встречаться, Гера церемонно дарил ей розы на длинных стебельках, однажды он забыл купить цветы, и она сочла нужным рассердиться...

Ах да, вот что. Пистолет. Его, наверное, нельзя здесь оставлять.

Она с трудом вспомнила, куда именно она его засунула. Пистолетик оставил ей бывший муж - возможно, не без задних мыслей. Задние мысли у неё бывали, особенно когда начались проблемы с этим самым. Так что она прятала пятизарядную дамскую безделицу от греха подальше. В конце концов, она извлекла его из коробки со старыми зимними сапогами, перемазавшись в пыли. Подумав немного, положила железяку в сумочку. Наверное, ствол надо будет отдать тому седому мужику: он его как-нибудь пристроит. Или просто выкинуть по дороге.