Алексей Иванов - Книга первая Знамя химеры

Поездка по улицам города запомнилась смутно. Страх и отчаянье, мешавшие мне спокойно спать по ночам, отступили. В душе воцарились покой и полнейшая апатия. Чудес не бывает, меня не спасут. Да и некому меня спасать: все остались на том поле.

Монотонный цокот копыт убаюкал меня, я погрузился в сон.

– Дракониты! Проклятье Падшему! Сколько их! Опять атакуют! – несется по солдатским рядам.

Солнечный диск, устав смотреть на битву, готовится опуститься за горизонт.

– Держать строй! – командую я, пытаясь придать своему голосу как можно больше бодрости. – Держать строй!

Полковник Луск погиб при отражении третьей атаки от случайной глупой стрелы, пробившей забрало шлема, так что командую теперь я сам. Или это была пятая атака? А какая атака по счету сейчас? Кажется, седьмая. Нет, седьмая была три или четыре атаки назад, в кавалерийском контрударе после нее погиб лорд-маршал граф Ранитар.

Мы устали, мы смертельно устали. Мы все еще держим гребни холмов, цепляемся за каждый ярд. Дракониты накатываются подобно волнам. Мы держимся, потому что нам приказали держаться, – и мы держимся. Почему их так много? Какие сто тысяч, кажется, тут собрались войска со всех драконьих королевств! Нет, это невозможно. Где эльфийская армия? Мы же гибнем! Почему не подходят эльфы? В строю остались либо лучшие, либо удачливые. Хотя и те, и другие могут не пережить следующей схватки. Армии смешались, теперь мы удерживаем только три центральных холма. Вражеские маги сумели сотворить какое-то заклинание и одним ударом уничтожили всех лошадей. Рыцари дерутся в пеших порядках. Наши маги уже не помышляют о наступательных заклинаниях, сосредоточив остатки сил на отражении вражеских магических атак. Насколько их еще хватит?

Испуганный крик проносится над рядами:

– Драконы!

На темнеющем небосводе замечаю постепенно вырастающие точки. Одна. Вторая. Третья… Шестая. ЭТО ЖЕ НЕВОЗМОЖНО! Над еще секунды назад сплоченными и готовыми к бою рядами проносятся вопли отчаянья и ужаса. Еще недавно казавшийся единым, ощетинившимся сталью монолитом строй начинает распадаться.

Над усыпанными трупами холмами проносятся пронзительные, больше похожие на плач, гудки сигнального рога. Один короткий, два длинных, один короткий, два длинных. Один короткий, два…

– Отступать! – срывая голос, кричу я. – Назад, все назад! Не бежать! Держать строй!

Срываясь на бег, начинаем откатываться назад. У кого-то не выдерживают нервы: бросая оружие и доспехи, они начинают беспорядочное бегство в робкой попытке выиграть еще хоть пару мгновений жизни.

Где же эльфы?!

Ударившие в лицо солнечные лучи вырывают меня из пелены сна. Что, уже приехали? Протираю глаза. У открытых дверей кареты, выпучив на меня глаза, стоит эльф с выражением удивления и растерянности на лице. Кажется, он впервые видит, чтобы осужденный на смерть самым наглым образом спал перед самой своей казнью. Вылезаю из кареты и ободряюще хлопаю его по плечу. Лицо эльфа сначала белеет, потом краснеет. Похоже, он близок к обмороку. Его товарищ начинает тормошить его за плечи, остальные с опаской поглядывают на меня. После пары пощечин эльф приходит в себя и начинает что-то шептать конвоирам. Те бросают на меня взгляды, полные опаски и уважения, видимо, восхищаясь моей блистательной наглостью. Стражники проводят меня через арку окрашенных в красное ворот на Арену казней.

Передо мной – окруженная большими трибунами овальная песчаная площадка длиной ярдов сто и ярдов пятьдесят шириной. На этой территории огромное количество разнообразных средств умерщвления: плаха, несколько виселиц с веревками и крючьями, пара почерневших от копоти столбов, громадный котел. Трибуны заполнены волнующимися толпами народа. Эльфы любят зрелищные казни. Впрочем, не только эльфы.

Меня сажают в одну из небольших клеток по кругу песчаной площадки. Несколько соседних клеток также заняты. Рассматриваю своих соседей по несчастью. Несколько гномов и людей, пара орков и полукровок. Все они, похоже, как и я, – участники похода, причем явно не из простых воинов. Одного из гномов я узнаю – это Олаф, прозванный Весельчаком, глава одного из горных кланов. За время похода я успел с ним сдружиться: немногочисленные рыцарские попойки, постоянным участником которых он являлся, были единственным развлечением весь первый месяц похода. Увидев меня, он приветственно мне кивает, будто мы на дружеской пирушке.

Под гром фанфар и рев трибун на арене появляется палач. Хоть маска скрывает его лицо, я почти уверен, что это человек. Ушастые – натуры тонкие и ранимые, сами мараться не станут. Лицемерные ублюдки! Будут жадно и с наслаждением смотреть за казнью, смаковать каждый кровавый эпизод, а потом скажут: «Это было ужасно». Чувствительные они… твари! Ненавижу!

На помост за палачом поднялись несколько подручных, один из которых несет большой топор. Первого из осужденных выволакивают из клетки. Это здоровый, обнаженный до пояса орк, украшенный многочисленными нитками шрамов. Где я мог его видеть? На секунду мы встречаемся взглядами, и я узнаю одного из военных вождей, командира центрального «пальца» первой линии. Пока я тщетно пытался вспомнить его имя, орк вырвался от державших его эльфов. Ударив головой в нос одного из преградивших ему путь помощников палачей, он кинулся на ряды охраны. Похоже, он просто хотел умереть сражаясь, а не под топором палача. Такой возможности ему не дали. Не успев добежать до кольца стражников, орк неожиданно упал, потом какая-то сила подняла его в воздух и бросила на землю. Удар был такой силы, что он потерял сознание. Маги охраны не спят. Ждать, пока он придет в себя, эльфы не стали, распластав бессознательное тело на эшафоте. Взмах топора. Песок Арены жадно впитывает кровь. Обезглавленное тело утаскивают прочь.

– Мятежник мертв! – Палач поднимает отрубленную голову за волосы и демонстрирует ее зрителям. – Слава императору!

Как же звали этого орка?

– Давай второго! – командует палач.

Следующего обреченного ведут к эшафоту. Взмах топора. Очередное тело утаскивают с Арены. Похоже, сегодня толпу ждет на редкость однообразное зрелище. Меня пока не трогают, видимо, решив оставить напоследок. Очередной взмах топора и очередное обезглавленное тело покидает Арену. Кто-то восходил на эшафот сам, высоко держа голову, с вольным, непокоренным взглядом. Кто-то шел на подкосившихся ногах, покорно и механически. Одним из последних казнили Олафа. Стоя на эшафоте, Весельчак в очередной раз оправдал свое прозвище.

– Это лекарство – снадобье острое, – глядя на топор, сказал он, – но врачует все болезни.

Взмах топора. Я остался один.

Под очередной рев фанфар меня выводят из клетки и, проведя вокруг трибун, привязывают к деревянному столбу почти в самом центре Арены. Палач, вопросительно глядя, показывает мне темную повязку для глаз. Отрицательно мотаю головой.