Наталья Егорова - Тикуа-Хша

– Иди сюда. Иди... Хша.

Кела улыбнулась - на мгновение показались острые и будто окровавленные зубы.

Он бросился в каюту и захлопнул дверь.

Сколько он уже сидит здесь? Нет сил повернуть голову и посмотреть на часы. Глаза сверлят одну-единственную клепку в полу, он уже изучил каждую точечку ржавчины на ее поверхности.

И кажется, что можно просидеть здесь еще два года до конца контракта.

Лишь бы не видеть, что там, за дверью...

Недавно там были звуки - грохот, сухие щелчки выстрелов, нечеловеческий вой. Сейчас все тихо, и эта тишина неизмеримо страшнее.

Кто из них?

Он сам не знал, кого испугался бы больше...

Быстрые легкие шаги. Ручка поехала вниз. Забыл запереть дверь... Страха нет, он просто умрет сейчас...

Вот она отворяется... отворяется... так хочется, чтобы все оказалось сном, просто дурацким кошмаром, а сейчас придет Женька и будет длинно, непонятно, взахлеб рассказывать про магнитные свойства почвы...

Он поднял невыносимо тяжелый взгляд. И уставился в каменное лицо Александры.

По ее щекам текли слезы и капали на окровавленный воротник, но лицо оставалось неподвижным, и это пугало больше, чем любой гнев, любая злость. Это было невыносимо.

– Какая же ты сволочь, - внятно произнесла она.

И подняла пистолет.

Сердце забыло, как биться.

Губы женщины задрожали, она выронила оружие и разрыдалась. Сползла на пол, скорчилась от невозможной боли; судорожно кривилось не привыкшее к эмоциям лицо, ногти впивались в щеки, сквозь сдавленные рыдания слышалось беспомощное:

– Сволочь... сволочь...

Федор осторожно обошел ее, шагнул наружу.

Кела лежала на модельной площадке, неестественно вытянувшись, запрокинув юное красивое лицо. Огромные глаза остановились, погасли и казались лужицами темной воды. Она была прекрасна.

Подошла Александра, все еще всхлипывая, стискивая пальцы в бесполезной попытке унять нервную дрожь. Федор покосился через плечо.

– Я не убивала ее, - словно защищаясь, сказала она. - Я готова была убить... но я не убивала. Я думала, что справлюсь, но я испугалась... Она улыбалась все время так… страшно!..

Александра обхватила руками плечи, словно вдруг замерзла.

– Она вдруг остановилась и все. Как будто завод кончился...

Федор присел, осторожно прикоснулся к руке Келы. Кожа была холодной и гладкой, как у восковой куклы.

"Как будто завод кончился". Что-то напомнили эти слова, что-то, связанное с камерами.

– Включи глаза, - попросил он.

Экран дрогнул и зафиксировал площадку с круглой серой колонной.

– Нет, пещеру покажи, большую.

Молодой абориген стоял один под струями дождя. На лице его лежала печать силы и уверенности. Словно полновластный хозяин, обозревал он свои новые владения.

– Вождь? - недоуменно произнесла Александра. - Новый вождь? Но почему...

И резко обернулась туда, где лежало злосчастное воплощение Хша.

Федор растянул губы в подобии улыбки и почувствовал, как задергалась в нервном тике щека.

– Ты же сама говорила: когда появляется новый вождь, семьи меняются. Все меняется, старые духи умирают или возвращаются к себе - в тучи, пещеры, в тартарары, ты поняла? Вождь пришел, и эта фурия, Хша, ушла.

– Ушла, - эхом повторила она. Тело на модельной площадке казалось вылепленным из красноватой глины.

Вождь спустился в селение. Пожилая женщина с большим крючковатым носом поднесла ему глиняную чашу с каким-то напитком. Кривоногий карапуз самозабвенно бултыхался в луже.

– Вот и все...

Они невольно глянули в угол, где на экране женькиного компа все крутилась немыслимая оранжевая поверхность.

– Надо будет похоронить Евгения, - буднично произнесла Александра. Федор обернулся: она была бледна, но спокойна. Черная прядь обыденно падала на высокий гладкий лоб.

– Ты его любила? - он сам почувствовал, как наивно прозвучал вопрос.

– Что ты понимаешь, дурак! - устало бросила она. - Что ты вообще понимаешь...