Станислав Лем - Облако Магеллана

Потолочная лампочка слабо освещала нас обоих – две серебряные фигуры посреди темных металлических стен.

– Что это значит? – спросил он наконец.

– Иду с тобой.

– Это бессмысленно!

– Не думаю.

Он секунду стоял не двигаясь, потом засмеялся по-своему – почти беззвучно – и взял меня за руку. Я противился, чувствуя, что он хочет переубедить меня.

– Слушай. – Он понизил голос. – Ты помнишь, для чего нас послали сюда?

– Помню.

– «Гея» может не вернуться.

– Знаю.

– Кто-то должен остаться, чтобы достроить станцию.

– Хорошо, но почему идешь ты, а не я7

– Потому, что я лучший механеврист, чем ты.

На это мне было нечего ответить. Он взялся за рычаг, но еще раз обернулся ко мне.

– Ты пойдешь, – сказал он, – если мне не удастся. Ладно?

– Ладно. – ответил я, удивленный прямотой этого разговора. – Я буду поддерживать связь с тобой по радио, – добавил я.

Он молча перевел рычаги. Раздался свист воздуха, всасываемого внутрь камеры. Шлюз опорожнялся, стрелка манометра медленно падала к красному нулю, поколебалась над ним и легла на упор шкалы. Зорин нажал на большие рычаги выходного клапана. Тот не открылся. Он проворчал что-то и надавил сильнее. Дверь дрогнула, но еще противилась. Я нажал плечом; она медленно приоткрылась, и к нашим ногам хлынула струя сыпучего песка.

Наконец дверь открылась. Зорин приподнял правую руку, сказал: «Пока!» – и исчез из виду так быстро, что я даже не заметил, в какую сторону он пошел. Я высунулся в полуоткрытую дверь и только тогда увидел его: он шел уже метрах в пятнадцати от меня, погружаясь почти до половины бедер в сыпучий песок, переливавшийся вокруг его ног при каждом шаге. Я огляделся, ища вдалеке купол атомного котла, так как там же находилось и укрытие автоматов. И вдруг я вздрогнул: в темноте сверкнула короткая молния, за нею еще три-четыре послабее.. Метеориты!

– Как дела? – спросил я в микрофон, чтобы сказать что-нибудь.

– Как сироп, – ответил он немедленно.

Я умолк. Молнии вспыхивали то там, то сям – можно было подумать, что какие-то невидимые существа ведут световую сигнализацию. Вдруг я вспомнил, что стою снаружи. В этом не было смысла: уж если подвергать себя опасности, то нужно было идти с ним. Я вернулся в шлюз и потерял Зорина из виду. Подняв руку, я оперся ею о стальную притолоку двери. Теперь я мог свободно смотреть на циферблат часов на руке и в то же время оглядывать горизонт в открытую дверь. Он сверкал непрерывно. Вглядываясь во вкрадчивое движение секундной стрелки, я ждал. «Еще три минуты», – подумал я, а вслух спросил:

– Идешь?

– Иду.

Эти вопросы и ответы повторялись еще несколько раз. Потом я одновременно увидел две далекие вспышки и услышал подавленный вскрик.

– Зорин! – окликнул я.

– Ничего, ничего, – сдавленно ответил он.

Я глубоко перевел дыхание. Нет, конечно, метеорит не попал в него – будь это так, он бы погиб на месте.

«Идешь?» – хотел я спросить, но голос замер у меня в горле. В наушниках слышался резкий шум.

– Ну, пусти... – невнятно бормотал Зорин. – Зачем держишь? Ну же!..

– С нем ты говоришь? – спросил я, чувствуя, что волосы у меня становятся дыбом.

Он не ответил. Я слышал его затрудненное дыхание, словно он боролся с кем-то. Одним прыжком я очутился снаружи.

– Зорин! – крикнул я так, что в ушах у меня зазвенело.

– Сейчас, сейчас, – ответил он тем же сдавленным голосом.

Вдруг песок задрожал, зашевелился в одном месте: там вынырнула серебряная искра скафандра, выпрямилась и медленно двинулась вперед.

«Он упал, – подумал я. – Но с кем же он говорил?» Оставив этот вопрос на более позднее время, я вернулся в шлюз. Вскоре Зорин проговорил:

– Готово. – И забормотал что-то, видимо раскапывая дверь укрытия, занесенную песком.

– Начинаю операцию, – произнес он через минуту.

Это тянулось дольше, чем я предполагал: полчаса по моим часам, но если измерять время напряжением моих нервов, то целые века. Наконец он сказал:

– Ну вот, теперь они будут как кролики. Возвращаюсь.

Не знаю, было ли это иллюзией, но мне показалось, что молнии участились. Раз и другой почва задрожала. От этой дрожи, на которую в камере мы не обращали внимания, сердце у меня забилось ускоренно. Зорин возвращался удивительно медленно. В наушниках раздавалось его дыхание, такое тяжелое, словно он бежал, а ведь он двигался медленнее, чем когда шел туда. Полный нетерпения и тревоги, я раза два выходил из шлюза. Белый кружок солнца А прикасался к скалистому горизонту. Ночь подходила к концу. Нужно было ожидать, что метеоритный дождь скоро усилится.

– Ну что ты медлишь? – закричал я в конце концов.

Он ничего не ответил, только тяжело дышал. Я не мог этого понять: прогулка не была такой изнурительной, особенно для него.

Вдруг он заслонил собою вход. Вошел в шлюз поспешно и как-то неуверенно, закрыл дверь и сказал:

– Войди внутрь.

– Я подожду.,. – начал я, но он резко прервал меня:

– Войди внутрь! Я сейчас приду.

Я повиновался. Через минуту он вошел, уже без скафандра – оставил его в шлюзе. Медленно подошел к столу, под лaмпy, приблизил руку к глазам, растопырив пальцы, и что-то пробормотал.

В сутуловатости его широкой спины было что-то страшное.

– Что с тобой7 – шепнул я.

Он оперся руками о спинку кресла.

– Я плохо вижу, – глухо произнес он.

– Почему? Метеорит?..

– Нет. Я упал.

– Ну и что же?

– Споткнулся о тот разбитый автомат...

– Говори же!

– Кажется, у него был разбит котел... Знаешь, атомное сердце...

– И ты упал ТУДА?! – вскричал я в ужасе. Он кивнул головой.

– Присоски, знаешь... магнитные присоски на башмаках зацепились за железо, и я никак не мог освободиться...

Спокойствие возвращалось. Я знал: нужно действовать немедленно. Метеорит разбил наш автомат так метко, что обнажил его атомное сердце – контейнер с радиоактивным веществом, – и Зорин, падая, всем телом прильнул к мощно излучающим обломкам.

– Что ты чувствуешь? – спросил я, подходя к нему.

– Не приближайся. – сказал он и отступил на шаг.

– Зорин!

– Я могу убить тебя. Надень защитный скафандр.

Я кинулся в другую кабину, надел тяжелый металлический панцирь. Я не мог застегнуть его на груди – так дрожали у меня руки. Когда я вернулся, Зорин полулежал в кресле.

– Что ты чувствуешь? – повторил я.

– Собственно говоря, ничего. – Он говорил с паузами, как безмерно усталый человек. – Когда я упал, то сразу увидел фиолетовое облако... пульсирующее облако... В глазах у меня потемнело... Там, у автоматов, я действовал почти вслепую.

– Ты меня видишь? – спросил я, подойдя.

– В тумане...

Я знал, что это значит. Жидкость внутри глазного яблока начала флуоресцировать под действием излучения. Индикатор на столе, на расстоянии двух метров, предостерегающе тикал: все тело Зорина стало радиоактивным. Должно быть, он получил огромную дозу.