Журнал «Если» - «Если», 2009 № 04

— Угу. — Натан улыбнулся. — Выходит, спиртное потреблять не грех?

— Что не грех в целом, не грех и в малой части, — процитировал Джошуа какого-то проповедника, которого слышал или читал.

— Аминь, — с улыбкой откликнулся Натан. Судный день. Он придет и заберет и хороших, и плохих, и смирных, доброжелательных, как Джошуа. Вроде не по совести… ну дак судьба индейка! Он вспомнил лицо молодого стрелка, прошитого его, Натана, пулями, опять увидел, как тот обмяк в кабине: согнутая рука вывалилась за край, пулемет нацелен в небо.

— Дядя Натан, ау! Все хорошо?

— Эге.

— Опять воюешь?

— Эге.

Натан делился с племянником боевым опытом: вылеты с авианосца, Гуадалканал, ВВС Кактуса, «Уайлдкэты», и «Хеллкэты», и «Зеро» {2} 2 ВВС Кактуса — две эскадрильи, истребительная и разведывательно-бомбардировочная, Корпуса морской пехоты США (в составе 23-й авиагруппы), принимавшие участие в боях при Гуадалканале. Свое название получили от позывного «Кактус». С декабря 1942 г. официально назывались Объединенными ВВС союзников на Гуадалканале. «Уайлдкэт», «Дикая кошка» — одноместный палубный истребитель-бомбардировщик американских ВВС «Грумман F4F-4 Wildcat». «Хеллкэт» (в просторечии «Ведьма») — одноместный одномоторный истребитель F6F-5 американских ВВС. «Зеро» — японские самолеты «Мицубиси» А6М «Рейзен». , и как его сбили. Рассказал даже про десятифунтовый мешок риса. А про пулеметчика утаил.

Джошуа вырос на окраине Старого Юга. Он загремел во Вьетнам, сражался там, проливал кровь, курил дурь с черными парнями — и вернулся созидать Новый Юг. Поколение Натана в некоторой своей части тоже усвоило этот урок, пусть не столь глубоко и вовсе не столь хорошо, как сам Натан Раулон.

Он и его кургузый маленький F4F-4 «Уайлдкэт» номер 66 сцепились с большим японским авиасоединением: «Зеро», пикирующие бомбардировщики «Вэл», бомбардировщики-торпедоносцы «Кейт» {3} 3 «Вэл» (Val) — кодовое обозначение в войсках союзников японского палубного пикирующего бомбардировщика Айчи D3A1. «К ейт» (Kate) — кодовое обозначение японского самолета B5N1, морского палубного низковысотного ударного бомбардировщика-торпедоносца. и россыпь гидропланов-истребителей. В тот день он за десять минут сбил пятерых разбойников — а потом последний торпедоносец, со стрелком…

Раулон увидел, как к его «Уайлдкэту» искря несутся трассеры, как вдребезги разлетается фонарь кабины, ощутил, как пули бьют по корпусу номера 66. Уступая непреодолимой тяге узнать миг своей смерти, он взглянул на часы, и тотчас пуля калибра 7,7 мм сорвала их с его запястья.

Стрелку было лет шестнадцать, едва ли намного больше. По крайней мере, так он выглядел: перепуганный японский недокормыш при пулемете, — но стрелял будьте-нате. Все это время младший лейтенант Натан Раулон палил по мальцу, и, аккурат когда патроны кончились, последние пули-пятидесятки угодили в стрелка, прошли по его телу снизу вверх и прикончили. Мальчик посмотрел на Натана с жутким осознанием того, сколько потерял в эту секунду, когда его жизнь оборвалась, и умер.

Однако последние выстрелы мальчишки остановили мотор 66-го; лопасть замершего пропеллера выставилась, как средний палец. Номер 66, потеряв импульс, начал падать в море. Натан с трудом открыл фонарь кабины, кувыркнулся вниз и, повиснув на стропах парашюта, притворялся покойником, пока не плюхнулся в холодные синие воды Слота {4} 4 Слот (Te-Слот, англ. The Slot, буквально — щель) — пролив Нью-Джорджия-Саунд (Соломоновы о-ва). .

Ему удалось выбраться на берег в Коломбангаре, и там туземные племена, давным-давно отказавшие в доверии белому человеку, но живо обучившиеся ненавидеть японцев, взяли его в качестве трофея. В конце концов австралийские береговые наблюдатели выменяли Натана на десятифунтовый мешок риса.

— Вскорости придет мой срок, — объявил Натан, — да только я свою цену знаю.

— Десять фунтов риса?

— Ага.

— В тебе ценного куда больше, — заверил Джошуа, следя сквозь стеклянное горлышко пивной бутылки, как садится солнце.

— Химия, — вздохнул старый пилот, стойко отказываясь вникать в религиозные воззрения Джошуа. — Химия, да время, да электричество. И дела наши.

— Ну, ты-то молодчина, — сказал племянник. — Как поглядишь, чего нынче в мире творится…

— И чего?

Джошуа отставил пустую тару в сторону. Натан знал, племяш не прочь добавить, но, поскольку пиво покупалось для дяди, на второй заход Джошуа требуется приглашение. Старик покрутил головой. Мог бы уж и сам дотумкать и выложить, чего ему надо. Натан понимал, что означают сполохи, которые он видит на закате, и тиканье часов, которое он слышит у себя внутри. Он сунул Джошуа свою бутылку, по-прежнему едва початую.

— Возьми допей. В меня не полезет.

— Спасибо. — Джошуа благодарно отхлебнул и осмотрелся. В осоке прошуршал ветер, неожиданно холодный. Над Мексиканским заливом под самыми облаками пластались косяки чернокрылых птиц. В далеких Тибодо и Доремусе загорались огни.

— Занятное местечко Доремус-Пэриш, — заметил Джошуа. — Ураганов здесь, похоже, не бывает… короче, давно не было. Этот дом когда построили, в тридцатом?

— Кажись, в двадцать седьмом.

— М-гм.

Джошуа говорил чистую правду. Катрина, Рита — все они как будто обходили Доремус-Пэриш стороной.

— Ты, дядь, наверное, заговоренный.

— Я?

— Ты. По-моему, ты не подпускаешь сюда ураганы.

— А по-моему, ты спятил, — Натан хихикнул.

— Не знал, что у тебя есть кот.

— У меня всегда коты. — Натан поднял взгляд. У нижней ступеньки сидел Мёрфи и с настороженным спокойствием изучал Джошуа. — Этот новый. Вылезает только ко мне.

— Кошки вообще делают только то, что хотят. — Для верующего Джошуа был наделен недюжинным здравомыслием.

Мёрфи сидел тихо, пребывая в собственном мире, внимательно всматриваясь и вслушиваясь в сумерки. Джошуа сделал робкое движение с намерением почесать старого кота, но заколебался.

— Зря. Ему оно поперек, хоть бы и от меня.

Джошуа кивнул, но все-таки дотянулся и поскреб Мёрфи между лопаток. Вместо того чтобы удрать, Мёрфи посмотрел на Джошуа снисходительно, но не без уважения (расценить этот взгляд иначе Натан не мог) и улегся сфинксом, выставив лапки вперед. Он опустил голову, прижмурился и уснул. Джошуа тотчас убрал руку и поглядел на Натана:

— Ну?

— Он этакого даже мне никогда не позволял.

— Может, приболел?

— Да какое!

Просто перемена подкатывает, подумал Натан. Зарево в воздухе, птицы эти, и все сносит прочь, как в плохой рекламе фильма, только легче, бледнее, тоньше. То видно, то нет.

— Приедешь обедать в воскресенье?

Еще будет ли воскресенье, усомнился Натан, но вслух сказал:

— Пожалуй.