Журнал «Если» - «Если», 2009 № 04

Говорят, люди к любому привыкают, но, наверное, кое-кто не может. День за днем, неделя за неделей калифорнийская погода изводила. Иногда с Тихого океана приползало крошечное облачко, и местные поднимали вой: мол, шторм. Иногда температура падала, и местные надевали толстые свитера и куртки. Последнее даже радовало, потому что все спешили прикрыться. За три года я женских тел навидался больше, чем нормальный мужик за целую жизнь. И татуировок на мужчинах тоже. У старшего сержанта в автопарке была единственная на весь свет татуировка с названием «Вид из свиной задницы на лунный свет».

Осенью шестьдесят четвертого, когда отмотать оставалось год, я получил две недели увольнительной и отправился на север, просто гонясь за погодой. Она побаловала сначала в Орегоне дождем, потом в Вашингтоне ливнем. На канадской границе ко мне привязался многострадальный таможенник, решивший, что, учитывая войну, мне нужно политическое убежище.

Я просвистел до Калгари, который встретил меня здоровым холодком. Ветер прочесывал горы, словно гнал меня на юг, домой. Лоси и дикобразы жили своей жизнью. В вышине кружили краснохвостые ястребы. Я не спеша добрался до Эдмонтона, взял на восток до Саскатуна, потом спустился на юг через две Дакоты. В Уиллистоне мне ужасно захотелось сорваться домой, но я не решился.

Пес Дороги истоптал обе Дакоты, но послания становились все более странными. В баре в Эмайдоне:

Пес Дороги.

В Кентукки возьми поправку на ветер.

В забегаловке в Бель-Фурш:

Пес Дороги.

По следу идешь, за своим хвостом гоняясь.

В ресторане в Редберде:

Пес Дороги.

Беги, беги за тысячу речек,

Мы скоро узнаем, кто Пряничный человечек.

В бильярдной в Форт-Коллинзе и того хуже:

Пес Дороги.

Домой, домой, когда разор в голове и моторе.

Пес Дороги, или Джесси, забрался далеко на юг. Раньше он в Колорадо не показывался. По крайней мере, никто о таком не слышал.

Моя увольнительная заканчивалась. Оставалось только сидеть за баранкой. Доехав до Альбукерке, я взял вправо и двинул к большому городу. Всю дорогу меня мучил ужасный страх за Джесси. Дома творилось что-то неладное, и я чувствовал себя виноватым, ведь нечто прекрасное зарождалось между мной и «крайслером». Мы достигли взаимопонимания. «Крайслер» ожил и загудел напевно. Бедолаге всего-то и надо было, что понюхать дорогу. Его воспитали среди уличных пробок и пуделей, но нуждался он в дальних горизонтах и медведях.

После возвращения на базу от письма Мэтту было не отвертеться, даже если я напрашивался на неприятности. Вечер за вечером проходили за жеванием кончика карандаша, мне не хотелось рассказывать ни про Мисс Молли, ни про пляшущего призрака, ни про мои страхи за Джесси. Мужчине полагается помалкивать о своих проблемах.

С другой стороны, Мэтт — человек образованный. Может, он сумеет помочь Джесси, если узнает все. Письмо получилось довольно объемистое. Я отправил его, считая, что скорого ответа ждать не стоит. Дома осень сменилась зимой, и у всех наверняка дел по горло.

Потому я работал и ждал. В автопарке при ремонтной прозябал белый «мустанг» с пятым колесом, оставшийся с прошлой войны. Это была поджарая и голодная с виду зверюга и по-своему чудесная. Я капитально ее отремонтировал, выковырял трансмиссию и приспособил десятискоростной «роудрэнджер». Когда движок у меня заработал гладко, как язык баптиста, флот осмотрел зверюгу и продал ее на лом.

«Машины-призраки — это традиция, — написал под конец октября Мэтт, — и я не рискну утверждать, что они не реальны. Помню, как в три часа летним днем меня обогнал «оберн боуттейл» {14} 14 Марка американских автомобилей, производившихся с 1900 по 1936 гг. . Это случилось десять лет назад. Мне было приблизительно столько, сколько тебе сейчас, а значит, никакого «оберна» во всей Монтане не нашлось бы. Марка ведь вымерла в начале тридцатых.

И все слышали истории про огромные фары, которые налетают из темноты, истории о «мерсерах», о «дьюзенбергах» и «бугатти». Я стараюсь верить, что они настоящие, — жаль было бы, окажись это брехней.

То же верно и для придорожных призраков. Я никогда не видел призрака, похожего на Джесси. Те, которых я встречал, и призраками-то, возможно, не были. Перефразируя эксперта, они могли быть запоздалой отрыжкой от пива, не переварившимся гамбургером или налетевшим туманом. Но опять же, возможно, и нет. В тот момент они казались еще какими реальными.

А с Джесси проблема. В каком-то смысле она не вчера возникла, но лишь с прошлой зимы дела приняли серьезный оборот. Потом появилось твое письмо, и все совсем запуталось. У Джесси есть — или был — брат-близнец. Однажды ночью, когда мы гоняли, он мне про него рассказал, а еще признался, что брат мертв. Потом заставил меня поклясться молчать, и теперь я должен нарушить клятву».

Мэтт увещевал никогда, ни при каком случае ничего не говорить. Он полагал, что между братьями что-то происходит. Он считал, что корни проблемы в прошлом.

«Что-то жутковатое есть в близнецах, — писал Мэтт. — Кто знает, какая магия творится в материнской утробе? Когда близнецы появляются на свет, они растут и учатся, как обычные люди; но какое-то общение (или единение) неминуемо существует и до рождения. Разрыв между братьями — ужасная штука. Разрыв между близнецами предвещает трагедию».

Дальше Мэтт писал, как Джесси совсем сбрендил на дорожных играх, только они теперь ближе к дому. На протяжении всего лета Джесси отъезжал на пятьдесят-сорок миль и несся домой как ошпаренный. Мэтт считал, что открытка, которую я получил от Джесси в феврале, — часть этой игры, и это был последний раз, когда Джесси далеко уезжал от дома. Мэтт предположил, что Джесси использовал кальку, чтобы имитировать почерк Пса Дороги. А еще он полагал, что Пес Дороги — скорее всего, брат Джесси.

«Вполне очевидно, — писал Мэтт, — что брат Джесси жив, а мертв только в переносном смысле, для Джесси. Двойники на свете встречаются, но ты-то описывал совершенно идентичных близнецов».

Мэтт рассказал: Джесси гонял настолько безумно, что даже Майк отказался с ним ездить. Это само по себе было скверно, но, похоже, больше всего Джесси занимает кладбище. Это теперь не просто бизнес. Джесси менялся и менялся, пока не обзавелся трактором и газонокосилкой. Три раза за лето он выкашивал кладбище и подправлял холмики и надписи на табличках. Он полировал памятник Мисс Молли, смахивал с него пыль.

«Это уже не шутка, — писал Мэтт, — и не сентиментальная прихоть. Джесси бросил пить и в городке больше не буянит. Он или гоняет, или ухаживает за кладбищем. Я видел людей, которые кювет себе ищут, но не на такой же странный манер».