Ната Чернышева - Это был просто сон...

— Забавно.

Ничего забавного, если вдуматься. Но Ирине было уже все равно.

Она заснула.

Ирина проснулась в знакомой уже комнате с диванными деревьями. На миг ей показалось, будто время сместилось на день в прошлое, — слишком живой еще была память о черном озере и чудесном голосе Фарго, поющем земную песню. Yesterday. Да.

Ирина спустила ноги, села. Обхватила голову руками. Голова болела, сильно, на пределе терпимого. Очень хотелось пить, язык просто присох к небу, горло слиплось. Но еще больше хотелось упасть обратно и лежать, лежать без движения, ни о чем не думая, ничего не вспоминая. Сумасшедший день. Начиная со вчерашнего приключения на пару с Фарго — сумасшедшие сутки. Кино безумного режиссера.

Кто-то тронул Ирину за плечо. Алавернош. Он принес ей стакан — если тонкостенное, фигурное чудо искусства можно было назвать стаканом — тягучего зеленовато-золотистого соку.

— Спасибо, — поблагодарила Ирина.

Сок был в меру кисленьким, приятным на вкус. А сам стакан оказался деревянным. Наверное, тоже вырос на каком-нибудь кустике. С Алаверноша станется. Если уж постель и одеяло можно вырастить, как обыкновенное дерево, то что мешает сделать то же самое и с посудой? Интересно, а туалетная бумага в этом доме тоже выращивается? Ирина представила себе куст со специфичными рулончиками вместо ягод, и фыркнула в стакан, едва не поперхнувшись соком. А что? При таком контроле над несчастной флорой, еще и не то можно вырастить. Унитаз, например. Канализационные трубы. Еще что-нибудь, на что фантазии хватит. Ирина не выдержала, захихикала. Уж слишком живо нарисовало ей воображение картинку.

Алавернош озабоченно заглянул ей в лицо.

— Не… обращайте внимания, — сказала Ирина, вытирая проступившие слезы. — Это сейчас пройдет… у меня бывает.

Алавернош жестом спросил, не принести ли еще соку. Ирина кивнула:

— Да, конечно. Спасибо…

Второй стакан оказался очень кстати. Нервный смех прошел, и вообще, на душе стало как-то спокойнее. Хотя руки еще дрожали противной мелкой дрожью, как у алкоголика при похмельном синдроме.

— Скажите, Алавернош, что такое этот брэльш?

— Дрянь, — коротко написал он на экранчике своего коммуникатора.

— Это я уже поняла… — вздохнула Ирина. — Ну… я пойду, наверное…

Ей вдруг стало невыносимо неловко в обществе садовника. Слова Харгама Тонкэрима не шли из головы — пожилой врач принял их за супругов. Не без причины, надо думать. Ну, и в самом деле, как это со стороны выглядит, а? Вот она сейчас у него в доме, и они вдвоем, никого тут больше нет… и кто его знает, вдруг сейчас еще приставать начнет… что тогда? Вон он какой здоровый, не отобьешься ведь. Мысль о вероятном насилии вызвала странную смесь возбуждения, страха и жгучего стыда; Ирина поспешно затолкала неприличные эмоции как можно глубже. Ноги уносить отсюда надо, вот что. И побыстрее.

— Оставайтесь.

— Нет, — твердо сказала Ирина, вставая. — Нет, извините. Лучше я пойду к себе… Спасибо вам за помощь… и за сок…

— Провожу.

Ирина хотела было вежливо отказаться, но вспомнила хитрую дорожку, поежилась и решила не выделываться. Пусть проводит. Заблудиться в парке снова — увольте.

Какое-то время они шли молча. Сумерки давным-давно угасли, стояла темнота, подсвеченная лишь фонарными цветами. Ирина вдруг споткнулась, и упала бы, если бы ее не поддержали.

— Поздно уже, — написал Алавернош на своем экранчике. — Зря не остались.

Она промолчала. Прикосновение его руки вызвало странное чувство. Мощное глубокое впечатление, почти на уровне инстинкта, резкое и громадное, как сама Вселенная. Словно Ирина давно уже знала этого человека. Всю свою жизнь. С самого рождения. Знала очень хорошо. Но она ведь встретила его тут, на этой чужой планете, впервые! Как такое может быть? Откуда?..

И вдруг ее окатило ужасом внезапного осознания: 'Да черт бы его побрал! Он, наверное, из банды Артудекта! Иначе откуда бы я могла знать его?.. Память о событиях стерта, но остались эмоции, а-дмори леангрош ведь говорил!'

— Что с вами?

— Н-ничего, — промямлила Ирина, ее било нервной морозящей дрожью. — Холодно…

Воздух и впрямь был свежим. Холодный по-осеннему — наверное, здешнее длинное лето все-таки уже подходило к концу. А осень, она везде осень. Всегда начинается с ночной прохлады…

Алавернош молча снял с себя свою куртку или как там это назвать, укутал Ирину, не слушая ее протестов. Она буквально утонула в этой куртке и сразу же стало тепло. Снаружи, не внутри. Если только. Если Алавернош из банды Артудекта… наверное, тогда он очень много знает! И рядом тогда оказался не случайно.

— Скажите, почему вы помогли мне? — спросила Ирина. — Другие-то люди шли мимо. Ни один не обернулся!

— Я с вами знаком.

— А если бы были не знакомы? Тогда что? Прошли бы мимо?

— Нет.

— А почему другие шли мимо?

— Харгам однажды озвучил диагноз. Острая душевная недостаточность. Беда, поразившая добрую часть нынешнего общества. Харгам Тонкэрим — мой друг, — пояснил садовник.

— Друг, а не знал, что я вам не жена, — неожиданно сорвалось с Ирининого языка.

— Любая дружба имеет свои границы. Личная жизнь — один из подобных барьеров. Мы не обсуждаем друг с другом наших женщин.

— Я — не ваша женщина, — резко сказала Ирина.

— Я знаю.

— Вот и хорошо. Я замужем, у меня есть ребенок, и пусть их сейчас нет со мной рядом, это ничего не меняет. У меня нет никаких намерений… встречаться с кем бы то ни было.

Алавернош ничего не ответил. Удобная все-таки штука — немота. Можно молчать по уважительной причине. Ирина ощутила вдруг сильную злость. Привязался… чтоб его…

Они вышли к Детскому Центру. Ирина сняла с себя куртку и протянула ее Алаверношу:

— Спасибо. Здесь уже недалеко. Не замерзну…

— Завтра отдали бы.

— А я хочу сейчас, — Ирина сунула куртку ему в руки и пошла прочь, с трудом борясь с желанием побежать со всех ног.

Закрыв за собой дверь, Ирина упала на диванчик. И расплакалась от пережитого потрясения. Вряд ли она сама понимала истинную причину своих слез. Да и не до всяких пониманий ей сейчас было.

Но если Алавернош как-то связан с Артудектом, у нее появился шанс. Тонкая ниточка надежды.

Надежды, которая обжигала. Лишала сил.

Надежды, справиться с которой в одиночку было невозможно.

А с кем ею поделиться, Ирина не знала.

И это сводило ее с ума.

Утро началось с головной боли. Ирина вылезла с постели и по привычке взялась готовить себе кофе. Лучшее средство от утренней головной боли — это кофе. Крепкий, с сахаром. Ложечка кофе, три ложечки сахару. Одна или две ложечки горячей воды. Растереть хорошенечко, до белой пены, а потом добавить кипятку до края… жаль, подходящего аналога сливок не удалось найти… но это мелочи. Наверное.