Ната Чернышева - Это был просто сон...

— Мне… плохо, — с трудом, едва проговаривая слова, сказала Кмеле. — Мне плохо… плохо…

Она обмякла, сползла на пол. Ирина успела поддержать ей голову, иначе девочка крепко стукнулась бы затылком.

— Что случилось?

— Матери… не… говори… убьет… — насилу прошептала Кмеле. И потеряла сознание.

— Вот черт!

Ирина в панике заметалась по комнате. Вид у Кмеле был — в гроб только укладывать. А ну как она и впрямь умирает? Не дай Бог!

Служба медицинской помощи отозвалась стандартной заставкой. Видно, все операторы были заняты. В прошлый раз на вызов отвечал живой человек… Ирина вдруг вспомнила!

— Соедините меня с Харгамом Тонкэримом. Он врач общей практики…

— Исполняю, — отозвалась система мягким женским голосом.

На экране возникла знакомая чернокожая физиономия.

— Ваша дочь, Кмеле! — торопливо выпалила Ирина. — Она у меня. И ей очень плохо!

— Допрыгалась, — с осуждением сказал Тонкэрим, едва переступив порог Ирининой квартиры.

Он присел на диванчик, рядом с дочерью, взял ее за руку. И по этому движению, исполненному нежности, Ирина поняла, что он свою дочь очень любит. Переживает за нее. Да. Иначе бы не появился здесь так быстро.

— Что с ней? — нервно спросила Ирина.

— Похмельный синдром, — не оборачиваясь, пояснил врач.

Он достал из своего медицинского чемоданчика какой-то прибор, провел им над головой Кмеле. В воздухе тут же развернулся голографический экранчик. Слишком мелкий, чтобы Ирина со своего места могла разглядеть детали.

— Она долго со мной разговаривала, — сказала Ирина. — А я вот вчера так сразу…

— У вас другой метаболизм.

— Ясно. Но с ней все будет в порядке?

— Если не считать крупных неприятностей от социальных служб, то — да, все будет в порядке. Ей сейчас остается только хорошенько выспаться. И все. Кстати, — он обернулся к Ирине, — вы-то сами хорошо себя чувствуете?

— Да, — сказала Ирина, — хорошо, спасибо.

— Я вижу, — язвительно заметил Тонкэрим. — Голова болит?

— Ну… немного…

— Пойдемте со мной.

— Не хочу! — уперлась Ирина. — Мне на смену пора.

— Ах, так вы еще и работать сегодня собрались! — еще ядовитее заметил врач. — Вот что, моя дорогая. Или вы идете со мной добровольно. Или я поволоку вас за шкирку. Но в итоге вы все равно окажетесь в госпитале. Нас-то-я-тель-но рекомендую избрать первый вариант. Второй вам мало понравится.

Ирина подумала, и решила не ссориться.

В больнице, как всегда, хорошего оказалось мало. Ненавистный саркофаг, в который пришлось лезть голышом на глазах медицинской команды. Ирина еле вытерпела все положенные процедуры и постаралась сбежать при первой же возможности.

Правда, голова действительно стала болеть меньше.

К несчастью, в коридоре Ирина столкнулась нос к носу с заведующей. Госпожа Ди-Тонкэ наградила Ирину злобным взглядом и зашипела:

— Почему я узнаю все новости в последнюю очередь?

— Не знаю, — буркнула Ирина неприязненно.

— Не знаете! — рассвирепела заведющая. — Почему вы мне не сообщили? Почему…

Ирину обожгло внезапной яростью. Она вскинула голову, посмотрела начальству в глаза и тихо сказала:

— Да, не знаю. Я не знаю, почему ваша дочь вам не доверяет. Это ваши проблемы, не мои.

— Ах, вот как!

Ирина не отвела взгляда. Сказать бы вслух пару ласковых, но нельзя. Некультурно. Да и чревато. Поэтому Ирина сдержалась. Но заведующая все прекрасно поняла:

— Хотите еще что-то сказать, но боитесь? Давайте, выкладывайте, не стесняйтесь! Ничего вам не будет. Разговор частный, не служебный.

Ирина смолчала. Нет слов, жалко Кмеле, но в чужую семью влезать со своими советами, — последнее дело.

— Ладно, — сказала тогда заведующая. — Ну, а вы что бы сделали на моем месте? Лично вы?

— Я? Для начала перестала бы им мешать!

— Вот как?

— Вот так. Пусть они сами между собой разбираются. Откуда вам знать, может они сами поссорятся года через два…

— А может, и не поссорятся. Так?

— Знаете, — сказала Ирина, — мои родители тоже не хотели признавать мой выбор. В итоге я с ними крупно поругалась и вышла замуж против их воли. Мы не общались четыре года, хотя жили рядом, на одной улице. Вот если вам с Кмеле такое надо, продолжайте в том же духе и дальше!

— Вы не понимаете…

Ирина пожала плечами:

— Не понимаю, да. И не хочу понимать, не мое это дело. Вы спросили, я ответила.

Да и вообще, неприязненно подумала Ирина. Ты ж сэ-ли-да-нум! То есть, доктор педагогических наук, если по-русски. Целый Детский Центр на себе тащишь. И не можешь найти общий язык с собственной дочерью. Чудеса…

От неприятного разговора Ирину спасло появление Фарго. Он заговорил с госпожой Ди-Тонкэ на языке Оль-Лейран, что неудивительно. Удивительно было другое.

Фарго назвал ее мамой!

Ирина поначалу подумала, что ослышалась. Все-таки она не слишком хорошо понимала этот язык. Но в лексиконе Оль-Лейран существовало несколько тысяч слов, обозначавших ту или иную степень родства, и смысл у каждого был один-единственный: прямой. Язык Оль-Лейран вообще непригоден для игры словами. Каждое слово в нем означает именно то, что означает, переносные смыслы не допускаются. И если уж Фарго назвал госпожу Ди-Тонкэ мамой, значит, именно мамой она ему и была.

Кмеле, конечно, называла Фарго братом. А сама Раласву сэлиданум когда-то похвасталась тем, что у нее очень много детей. Больше сорока, точную цифру Ирина уже не помнила. Но Фарго — ее сын?! Тогда получается что? Клаемь когда-то говорила, что мать Фарго, сотрудница Службы Генетического Контроля, совершила преступление, сохранив жизнь безнадежно больному сыну. Так выходит этой самой сотрудницей была Раласву Ди-Тонкэ?! Ну, тогда понятно, почему ее выдали замуж за отца Кмеле. В наказание. Со службы потурили, это само собой. И замуж за человека другой расы. Страшная трагедия, потому как кланового самомнения у любого Оль-Лейран вагон и большая тележка, они же все помешаны на своей генеалогии до бешеной степени; короли и аристократы Земли скромно отдыхают в сторонке!

Ирина потерла виски. 'Ну его на пока, — решила она. — Как там знаменитая Скарлетт О-Хара говорила? Не буду думать об этом сегодня, подумаю об этом завтра. Смешно. Никогда мне 'Унесенные ветром' не нравились, я и не смотрела-то толком, так, телевизор в соседней комнате работал, а я поневоле все слышала… еще и злилась на то, что так громко включили… а вот фраза запала, запомнилась. И неплохая ведь фраза, если вдуматься!'

Ирина потихоньку пошла себе прочь.

В квартире сидеть не хотелось совершенно. Бродить по парку было слегка страшновато. Заблудишься снова, а Фарго поблизости не окажется. И кто спасать станет? Нет уж, без дурачков. Ирина прошла к своему дому и присела на скамеечке. Ей было холодно в тоненьком, совсем не в осеннем костюмчике, но в квартире прятаться не хотелось совершенно.