Михаил Васильев - Искатели

Совсем внезапно день погас. Наступил такой неожиданный внеурочный мрак. Только на пристани, обозначая ее контуры, горели плошки с маслом. На самом деле, конечно, — плазменные светильники. С грохотом ударили залпом пушки на борту галеона, осветив лица зрителей и розовый пороховой дым. На острове, теперь Ямайке, тоже словно откликнулись пушки. Оттуда поднялись вверх огненные ракеты, и с грохотом стали лопаться вверху, осыпаясь разноцветным огненным дождем. Взлетали и косо летели, некоторые ударялись о небо. Одна, ударившись, даже взорвалась.

— Салют! — крикнул кто-то. Оказывается, гомункулус Карл. Выпивший больше, чем обычно в этот праздничный день, одетый шутом, с погремушкой и в колпаке с бубенчиками.

— Не салют, а фейерверк, — громко поправил его в мегафон Эпильдифор Хлыщ.

На холме за городом вспыхнули огненные вращающиеся колеса. Вдалеке светилось золотым светом виртуальное небо над виртуальным горизонтом. По небу ветер, будто облака, нес пороховой дым.

— Самые древние изделия из пороха на земле, — счел должным прокомментировать Эпильдифор. — Вот так же древние китайцы развлекались: как и мы набивали бамбуковые стволы свежеизобретенным порохом и запускали в небо.

— И кислорода не пожалеем! — воскликнула Августа. Теперь она сверкающей колонной возвышалась над толпой. — Давай, отжигай! — И умолкла от неожиданности.

Так же внезапно день включился вновь. Всё внутри астероида теперь было заполнено дымом и необычными для этого места запахами.

— Ну вот. — Режиссер Хлыщ встал посреди пристани и почему-то протянул руку к "Млечному пути", будто показывал его. — Типа, занавес. Итак, пьеса! "Отелло, мавр венецианский".

Сначала никто не понял, что случилось. Что-то жутко громыхнуло, вспыхнуло. Грохот, будто не вместившийся здесь, внутри, оглушил всех. Через секунду стало понятно, что это взрыв, взорвался корабль.

Обломки посыпались сверху, мгновение назад спокойное море зарябило от них. Так называемый марс, бочка на вершине грот-мачты, взлетел вверх и, ударившись о каменное небо, рассыпался. Дым совсем заполнил сразу ставший тесным астероид.

На воде появлялись головы матросов, ошеломленных таким необычным, смелым аттракционом. Мокрые, они выбирались на берег. Дым стал горьким. Из-за него почти ничего не было видно. Видно только, что "Млечный путь" горит ясным быстрым огнем. На глазах у всех его остов плавно погружался в воду.

— Хорошо, хоть никто не пострадал, — произнес Хлыщ. Мегафон он держал опущенным, но его потерянный голос все равно был слышен всем.

Платон с Титанычем и за всем торжеством, и за всем остальным наблюдали с вышки для прыжков в воду. От взрыва ее сильно тряхнуло. Она накренилась и согнулась, так, что Платон едва удержался, повис, ухватившись за подвернувшийся стальной уголок.

"Acta est fabula", — прозвучал в кармане квакающий голос компьютера.

"Представление окончено", — машинально мысленно перевел Платон.

Титаныч железной рукой схватил его за шиворот, втащил обратно.

Откуда-то опять раздались странные звуки, механический, усиленный чем-то голос, непонятные слова. Показалось, кто-то произнес что-то вроде: "Дело сделано…"

— Ну вот, — уже совсем отчетливо сказал этот кто-то. — Кончились ваши представления, песни-пляски, отеллы всякие. — Стало понятно, что это голос Томсона. — Эти обстоятельства относятся ко всем на борту астероида Зима. Вот так-то, и черт меня побери, джентльмены, со всеми моими потрохами, если это не так!

— Дай-ка сюда. Дай мне! — послышался голос Джеррисона. Мегафон передавал его раздражение так же отчетливо, как и голос. Неестественно громко, будто лист железа, зашуршала какая-то бумага. — Теперь астероид Зима снимается с якоря и идет по курсу, который я вам всем укажу. По орбите, то есть. Под черным флагом джентльменов удачи прямо в пламя преисподней. Мы возродим старые добрые пиратские традиции. И ходить вы будете под моей командой не в деревянном игрушечном кораблике по луже внутри астероида, а в бесконечном космосе. Под флагом сатаны! Так-то, джентльмены. Вот что значит люди с воображением… А тут не пойму, что написано, — пробормотал Джеррисон. — А, понял!.. Будем брать на абордаж корабли всяких лохов беспонтовых, уродов инопланетных, всех. Пассажирские, транспортные, большие, маленькие, всякие. Те, кто попадется под мою горячую руку. Таков мой дьявольский план. Скоро здесь, внутри астероида, не останется места от добычи.

Голос из мегафона теперь был грозным и торжественным. Стало казаться, что там, в радиорубке сейчас кто-то незнакомый и очень значительный, опасный. Платон, наконец, увидел, откуда доносится этот голос — под карнизом дома напротив, будто ласточкино гнездо, прилепилась белая коробочка.

— Теперь вы все под командой капитана, ну, бригадира по-вашему, — раздавалось из коробочки, — капитана Джеррисона Горячая Рука. За нами — могущественные силы…

— У нас, считай, три туза на руках, — перебил его Томсон. — Будет настоящее дело!.. А что такое туз? — спросил он невидимого Джеррисона.

В микрофоне зашуршали голоса. Там опять переругивались громогласным шепотом.

— Какие, на хрен, с вами дела! — громко возмутилась вице-королева Августа. — Кто это? Что за бандерлоги?

Зимовщики и туристы в мокрой и обгорелой одежде глядели вверх, будто эти голоса раздавались прямо с неба. Над морем теперь были видны только накренившаяся палуба "Млечного пути" и мачты с черными, тлеющими остатками парусов.

— По старой пиратской инструкции, — опять вступил Джеррисон, — нами захвачены важнейшие пункты: почты, вокзалы, телеграф…

— Что это такое? — перебив его, спросил Томсон.

— Телеграф? Не знаю, — огрызнулся Джеррисон. — В общем, пока под наш контроль переходят пункт связи, радиорубка то есть. Аптека…

— Почему аптека-то? — не унимался Томсон.

Голоса из радиорубки заглушил протестующий свист Августы. За ней засвистели и зашумели остальные.

Оказывается, теперь Платон не один видел пиратский динамик. Он заметил, что какой-то мушкетер целится в эту коробку из аркебузы. Раздался выстрел, коробка разлетелась, брызнула белыми осколками. Все засвистели еще громче, шум стал ликующим, победным.

С этой вышки Платон увидел, как из радиорубки, невысокого круглого здания в конце Лаврушинского переулка, выбежали двое: Джеррисон и Томсон. Последний нес необычно большой, массивный мушкет.

— Вырвем скипетры у тиранов! — воскликнул Карл и взмахнул своей погремушкой. Сдвинувшаяся с места толпа едва не сбила его с ног.

— Вон они! Вон там бегут! — закричал сверху Платон.

Он заметил, как пираты скрылись в аптеке. Отсюда же было видно, как по улицам городка бегут зимовщики и туристы. Даже евриальцы, волоча брюхо по мостовой, неуклюже ковыляли вслед за всеми.