Роберт Хайнлайн - Восставшая Луна

Но, чтобы вы ни делали , не допускайте, чтобы прошлое стало для вас смирительной рубашкой!

Я также обратил внимание на одно из предложений, согласно которому Конгресс должен стать двухпалатным органом. Превосходная мысль! Чем больше преград на пути законодательной деятельности, тем лучше. Но вместо того, чтобы столь слепо следовать традициям, я предлагаю сделать одну палату законодательной, а другой вменить всего лишь одну обязанность — аннулировать принятые законы. Пусть законодатели принимают законы большинством в две трети голосов… а «отвергатели» получат право аннулировать их в том случае, если за это проголосует треть их состава. Абсурдно? А вы подумайте. Если законопроекту не удалось набрать более чем две трети депутатских голосов, разве это не означает, что и сам законопроект не удался? И если против этого законопроекта выступила целая треть представителей, то не лучше ли будет вообще без такого закона?

Теперь в отношении написанного вами проекта конституции. И здесь позвольте мне привлечь ваше внимание к чудодейственной силе отрицания. Поставьте отрицание во главу всех углов! И пусть ваш документ будет трещать по швам от перечисления вещей, которое правительству воспрещается делать отныне и вовеки.

Никаких призывов в армию… никакого, даже самого незначительного, вмешательства в свободу прессы, в свободу слова, в свободу передвижения, в свободу собраний, в свободу вероисповедания, обучения, средств связи, выбора вида деятельности… и никакого принудительного налогообложения. Товарищи, если вы лет пять потратите на изучение истории и одновременно с этим займётесь измышлением всё новых и новых вещей, которые ваше правительство пообещает не делать никогда, а по прошествии этих пяти лет напишете конституцию, в которой не будет ничего, кроме запретов и отрицаний, то я не стану испытывать страха перед результатом вашей деятельности.

Если же говорить о том, чего я боюсь, то больше всего я боюсь утвердительных решений, при помощи которых рассудительные и благонамеренные люди дадут правительству власть делать то, что кажется необходимым. Пожалуйста, никогда не забывайте о том, что Администрация Луны была создана с самой благородной целью и именно рассудительными и благонамеренными людьми, каждый из которых был избранником своего народа. И, высказав вам это соображение, я не смею больше отрывать вас от вашей работы. Благодарю вас.

— Разрешите задать вопрос! Вы сказали — «никакого принудительного налогообложения». Тогда откуда, по-вашему, возьмутся деньги, которыми мы сможем оплатить свои расходы? Бзавнеб!

— Помилуйте, сэр. Это уже ваши проблемы. Я мог бы придумать несколько способов. Например, добровольные пожертвования, на которые существуют церкви… или лотереи, организацией которых займётся правительство, но ни в коем случае не с обязательным участием… А может быть, конгрессмены покопаются в своих кошельках и сами заплатят за всё, что им нужно? Это могло бы стать одним из способов держать численный состав правительства на уровне, не превышающем того, который действительно необходим для исполнения его основных функций, каковы бы они ни были. Если, конечно, таковые у него имеются. Я был бы весьма доволен, если бы нашим единственным законом стало «Золотое Правило», заключающееся в том, что с другими надо поступать так, как ты хочешь, чтобы поступали с тобой; я не вижу нужды ни в других законах, ни в методах, к которым обычно прибегают, чтобы заставить людей исполнять их. Но если вы и правда полагаете, что вашим ближним, во имя их же собственного блага, необходимо иметь законы, то почему бы вам не заплатить за это? Товарищи, умоляю вас — не прибегайте к насильственному налогообложению. Заставлять человека платить за то, что ему не нужно, просто потому, что вы считаете, что это пойдёт ему на благо, — худшая из возможных разновидностей тирании.

Проф поклонился и ушёл; мы со Стью последовали за ним. Как только мы оказались в капсуле подземки, в которой кроме нас не было других пассажиров, я энергично взял профа в оборот.

— Проф, мне очень понравилось то, что вы говорили, но насчёт налогообложения… Вы ведь говорите одно, а делаете совсем другое, или я не прав? Кому, как вы думаете, предстоит оплачивать все наши траты? А мы ведь только тем и занимаемся, что тратим.

Проф долго молчал, а затем сказал:

— Мануэль, единственное, чего я хочу, так это дожить до того дня, когда мне можно будет перестать корчить из себя главу исполнительной власти.

— Это не ответ.

— Ты попал в самую точку. Сумел ухватить суть дилеммы, стоящей перед всяким правительством и послужившей причиной того, что я сделался анархистом. Если один раз взять и признать за кем-нибудь право взимать налоги, то это право уже невозможно ограничить — оно разрастается до таких размеров, за которыми происходит катастрофа. Я отнюдь не шутил, когда советовал им порыться в своих собственных кошельках. Как видно, правительство относится к разряду вещей, от которых невозможно избавиться. Иногда я думаю, что правительство — неизбежная болезнь рода человеческого. Но ведь, наверное, можно сделать так, чтобы правительство было маленьким, не слишком обожравшимся и безобидным — а можно ли придумать лучший способ добиться этого, чем потребовать от правителей самим оплачивать своё антиобщественное хобби?

— Но вы всё ещё не сказали мне, как вы собираетесь расплачиваться за всё, что мы делаем сейчас.

— Мануэль, тебе прекрасно известно, как мы это делаем. Мы воруем деньги. Я этим не горжусь, но и стыда не испытываю. Это единственный способ, которым мы располагаем. Если нас поймают на этом деле, нас, возможно, ликвидируют — и я вполне готов к этому. Но, занимаясь воровством, мы, по крайней мере, не создаём скверного прецедента по введению налогообложения.

— Проф, мне бы не хотелось говорить…

— А тогда зачем говорить?

— Потому что, чёрт возьми, я так же глубоко увяз во всём этом, как и вы… и я хочу быть уверен, что деньги будут возвращены! Мне не хочется говорить вам об этом, но то, что вы сказали, сильно смахивает на лицемерие.

Он тихонько засмеялся:

— Дорогой Мануэль, неужели тебе понадобилось столько лет для того, чтобы наконец прийти к выводу о том, что я — лицемер?

— Так вы это признаёте?

— Нет, но если мысль о том, что я им являюсь, приносит тебе облегчение, то пожалуйста, можешь использовать меня в качестве козла отпущения. Но я не лицемерю перед самим собой, потому что ещё в тот день, когда мы провозгласили революцию, я отдавал себе отчёт в том, что нам понадобятся немалые деньги и что эти деньги придётся красть. Это меня не слишком беспокоило, поскольку я считал воровство меньшим злом, чем голодные бунты, которые ожидают нас через шесть лет, и каннибализм — через восемь. Я сделал свой выбор, и ни о чём не жалею.