Роберт Хайнлайн - Восставшая Луна

Вайо вцепилась в профа мёртвой хваткой. Она ни капельки не сомневалась в том, что знает ответы на все вопросы. Что касается самого профа, то его вопросы интересовали больше, чем ответы, и это сбивало её с толку. Наконец она сказала:

— Профессор, я вас не понимаю. Я не настаиваю на том, чтобы вы называли это правительством, я просто хочу, чтобы вы сказали мне, какие законы, по вашему мнению, необходимы для того, чтобы гарантировать всем равные свободы.

— Дорогая, я с радостью подчинюсь тем законам, которые примете вы.

— Но мне кажется, что вы не хотите признавать никаких законов!

— Что верно, то верно. Но я согласен повиноваться любым законам, которые вы сочтёте необходимыми, в качестве гарантии своей свободы. Сам же я свободен вне зависимости от того, какие законы существуют вокруг меня. Если я нахожу их терпимыми, я терплю их. Если я нахожу их невыносимыми, я их нарушаю. Я свободен, поскольку я знаю, что я один несу моральную ответственность за свои поступки.

— И вы бы не стали подчиняться закону, который большинство людей сочли бы абсолютно необходимым?

— Скажите мне, дорогая моя, какой именно закон вы имеете в виду, и я отвечу вам, стал бы я подчиняться ему или нет.

— Вы увиливаете от ответа. Каждый раз, когда я пытаюсь выяснить вашу позицию по принципиальным вопросам, вы увиливаете от ответа.

Проф прижал руки к груди:

— Простите меня. Поверьте мне, дражайшая Вайоминг, более всего я озабочен тем, чтобы угодить вам. Вы тут говорили о доброй воле, которая позволяет вам выступать единым фронтом с теми, с кем вам по пути. Неужели моего желания увидеть то, как Администрацию вышвырнут с Луны, для вас недостаточно? Да я бы жизнь за это отдал!

— Конечно, мне этого достаточно. — Вайо просияла и двинула его кулаком по рёбрам — очень мягко, — затем она обняла его и поцеловала в щёку. — Товарищи! Давайте и дальше продолжим в том же духе!

— Ура, — сказал я заплетающимся языком. — Долой Надсмотрщика! Уничтожить его!

Мне показалось, что это неплохая идея. Учтите, что я практически не спал и не имел привычки напиваться.

Проф до краёв наполнил наши стаканы, поднял свой и, преисполнившись достоинства, объявил:

— Товарищи… Мы провозглашаем революцию .

Нас обоих за это расцеловали. Но я тут же протрезвел, когда проф сел и объявил:

— Заседание Чрезвычайного Комитета Свободной Луны прошу считать открытым. Мы должны выработать план действий.

— Подождите, проф, — сказал я. — Я же ни на что не давал согласия. Что за чушь вы несёте? Какие ещё действия?

— Мы будем свергать Администрацию, — мягко объяснил мне проф.

— Каким образом? Станем швырять в неё камни?

— Именно над этим нам и предстоит поработать. Сейчас у нас этап разработки плана.

— Проф, вы меня знаете, — сказал я. — Если бы можно было просто заплатить за то, чтобы Администрации дали хорошего пинка, я бы за ценой не постоял.

— «Наши жизни, наше достояние и наша священная честь» [10] Цитата из Декларации независимости США. .

— Чего?

— Вот та цена, которую когда-то уже пришлось заплатить.

— Ну… можно было бы заплатить даже и такую цену. Но когда я рискую, я хочу быть уверенным в том, что у меня есть шанс на выигрыш. Я уже говорил Вайо прошлым вечером, что меня не слишком заботит даже то, что вероятность проиграть окажется гораздо выше, чем вероятность победить.

— Вчера ты сказал, что шансы составляют один к десяти.

— Да, Вайо, если ты сумеешь показать мне этот один шанс из десяти, то я, пожалуй, готов рискнуть. А ты сумеешь мне его показать?

— Нет, Мани, не могу.

— Тогда о чём мы вообще базарим? Лично я не вижу ни одного шанса.

— Я тоже, Мануэль. Но у нас разные точки зрения на эту проблему. Революция — это своего рода искусство, а в искусстве нередко бывает, что движение к цели важнее, чем сама цель. Меня не волнует возможность поражения; проигранная борьба может принести мне такое же моральное удовлетворение, как и победа.

— Нет уж, извините. Это не для меня.

— Мани, — неожиданно предложила Вайо, — посоветуйся с Майком.

Я в изумлении уставился на неё:

— Ты это серьёзно?

— Совершенно серьёзно. Если вообще возможно правильно посчитать шансы на успех в таком деле, то именно Майк может сделать это.

— Ну что ж… Возможно.

— Будет ли мне позволено поинтересоваться, — спросил проф, — кто такой Майк?

— Да, по сути, никто, — сказал я, пожав плечами.

— Майк — лучший друг Мани. Он очень хорошо умеет подсчитывать шансы.

— Букмекер? Моя дорогая, если вы привлечёте его, то он будет четвёртым, и мы сразу же нарушим принцип работы по тройкам.

— Ну почему же, — сказала Вайо, — Майк мог бы войти в тройку, которая будет работать под руководством Мани.

— Гм… Действительно. Возражение снимается. Вы можете за него поручиться? Или, может быть, Мануэль?

— Майк — бесчестный тип, недоросль, со склонностью к дурацким розыгрышам, и он ни капельки не интересуется политикой.

— Мани, я передам Майку всё, что ты о нём здесь наговорил. Профессор, он совсем не такой, и кроме того, он нам нужен. На самом деле именно Майка следует сделать нашим руководителем, а мы трое образуем ячейку, находящуюся в его прямом подчинении. Своего рода исполнительный орган.

— Вайо, у тебя, часом, не приступ кислородного голодания?

— Да всё со мной в порядке. Я же, в отличие от вас, не нализалась в стельку. Мани, подумай . Используй своё воображение.

— Я должен признаться, — сказал проф, — что я нахожу ваши высказывания чрезвычайно противоречивыми.

— Да чёрт с вами, — сказал я.

Всё время перебивая друг друга, мы рассказали профу о Майке. Рассказали всё: о том, как в нём проснулось сознание, о том, как он получил своё имя и как познакомился с Вайо. Проф очень спокойно отреагировал на сообщение о существовании компьютера, обладающего самосознанием. Он воспринял этот факт с большей лёгкостью, чем я когда-то воспринял факт существования снега, когда мне довелось его впервые увидеть. Проф только кивнул и сказал:

— Продолжайте.

Спустя какое-то время он спросил:

— Но разве этот компьютер не собственность Надсмотрщика? Не проще ли тогда пригласить на наше собрание самого Надсмотрщика и разом со всем покончить?

Мы постарались переубедить его. Наконец я сказал:

— Давайте взглянем на это следующим образом. На самом деле Майк сам всё за себя решает. В этом он похож на вас. Его тоже можно причислить к рациональным анархистам, поскольку он рационален и не испытывает преданности ни к какому правительству.

— Если машина не испытывает преданности по отношению к своим хозяевам, почему ты считаешь, что она будет испытывать преданность по отношению к тебе?