Журнал «Если» - «Если», 2006 № 1

Чтобы герой рос и мужал, эмоционально зрелым должен быть автор. Если у писателя нет соответствующего опыта, никакая фантазия не в силах помочь.

Часто «взрослость» героя пытаются передать через цинизм.

Так, например, циничны персонажи Алекса Орлова:

«Билл осторожно наклонился и положил «пикколо» прямо в натекающую из простреленных тел лужу крови.

— Что же это такое?… — Из-за спины Эриксона показался Глен Савин. — Что же это такое, а? — Он переходил от тела к телу и заглядывал в лица, стараясь опознать убитых.

— Ну что, босс? — не сводя взгляда с Левински, спросил Эриксон.

— Да как тебе сказать? — уже спокойнее заговорил Савин. — С одной стороны, у нас не будет проблем с «пустыми» — теми, кто надоедал по пустякам, но с другой стороны, вот лежит Жур — он приносил неплохой материал, а вон там, у окна — это Брумель. Тоже довольно профессиональный парень был…» («Двойник императора»).

В книгах Фрая человеческая жизнь и вовсе не стоит ни гроша:

«— Ладно! — Я с наслаждением потянулся до хруста в суставах и подлил себе камры. — Давай выкладывай свою проблему. Я же как-никак деловой человек, мне на службу надо, людей убивать!» («Волонтеры Вечности»).

А вот герой романа Дмитрия Володихина «Война обреченных» высказывает свое жизненное кредо:

«Самая главная женская эрогенная зона — кошелек. Чуть пощекочешь их в этом месте, и сразу возбуждаются… Поэтому, если мне не лень, я покупаю шлюшку и развлекаюсь с ней».

В «Войне обреченных» весь рассказ герой стреляет, стреляет, стреляет до очумения. В инопланетных тварей. В своих товарищей. Момент взросления так и не приходит. Рассказ обрывается на полуслове, на многоточии — не сумев измениться, герой погибает. А что еще ему остается?

Это последняя форма самоутверждения — истеричная, беспомощная, но такая характерная для подростка — опаснее всего. Цинизм — это незрелость души, высшая форма инфантилизма. Герой, раз и навсегда утвердившийся в мысли, что «мир полон уродов, все женщины продажны, а автобусы идут в парк», на самом деле не видел ни мира, ни женщин настоящих, не знал удачи.

И никогда не увидит. И никогда не узнает. Потому что закрыт для всего нового.

Познакомившись с наблюдениями В. Силина, мы не могли не задаться вопросом: может быть, действительно, отечественная фантастика с каждым годом становится все более инфантильной — в идеях, темах, героях? Этот вопрос мы адресовали коллегам автора реалики. Любопытно: несмотря на то, что в «экспертной комиссии» представлены писатели трех поколений с разными творческими пристрастиями, они оказались на редкость единодушны.

Дмитрий Гордевский: Да, фантастика инфантилизируется. И я бы даже рискнул дать ответ на незаданный вопрос: «Отчего так происходит?». В последние пятнадцать лет россияне очень много и тяжело работают. Причем с каждым годом они работают все больше. Для страны в целом это хорошо. Меняется облик городов и людей, общество учится потреблять товары и услуги, в общем, сбывается то, о чем мечтали, стоя у пустых прилавков конца восьмидесятых… Но вот для культуры чтения сие пагубно. Потому что чтение — это досуг. Чтобы прочитать даже средней толщины фантастическую книгу, нужно затратить минимум десяток часов. Чтобы прочитывать три фантастических книги в месяц, читателю нужно минимум тридцать часов… Понятно, что такую роскошь могут позволить себе либо дети и подростки, либо пенсионеры и безработные, у которых, правда, зачастую нет денег на книги. Одно утешает: на Западе ситуация такая же. Например, самая читающая возрастная группа Германии — 15–25 лет…

Яна Боцман: Фантастика определенно «молодеет». Причем молодеют не только читатели, но и писатели. Я не располагаю статистическими данными и могу рассчитывать здесь лишь на свою интуицию, которая крепнет в процессе знакомства с издательскими анонсами… Так вот, по моим наблюдениям, с каждым месяцем растет доля «молодых талантливых авторов» на российских прилавках. Мэтры пишут книги долго и старательно, у них за плечами советская школа редактуры, они требовательны, порой даже слишком требовательны к себе. А молодые люди, выросшие уже в реалиях хищнического капитализма, «сраму не имут». И Цицеронову максиму «бумага не краснеет» воспринимают как руководство к действию. Для иного молодого-и-талантливого автора не проблема писать по пять фантастических романов в год, по двадцать пять авторских листов каждый… Это не плохо. Но это и не хорошо. Это, как говорится, «жизнь». В конце концов, инфантилом быть легко и радостно, будь ты хоть писатель, хоть читатель. А кто мне не верит, пусть вспомнит детство золотое…

Стала ли современная фантастика более инфантильной по уровню идей, поведению героев? На этот вопрос можно ответить однозначно: стала, господа! Стала! Но ее ли в этом вина? Все началось с того, что в конце прошлого века в фантастику пришел особый издатель — из фэнов, которым казалось, что им недодают зарубежной фантастики, и которые подозревали, что кроме Лема, Брэдбери, Шекли и других авторов, изданных в Отечестве, на Западе имеются сотни звезд, чьи шедевры до нас не доходят по политическим соображениям. Тут как раз рухнул «занавес», и благодаря этим фанатам англо-американская фантастика пришла к нам во всем своем многообразии. И оказалось, что чаще всего это произведения с незапоминающимися, склонными к инфантилизму героями, да и сюжеты книг зачастую примитивны. К тому же переводы были в массе своей откровенно нелитературны. Поэтому, когда издатели, исчерпав возможности переводной литературы, обратили свой взор на отечественных авторов, обнаружилось, что свое черное дело они уже сделали. В фантастику пришло поколение, воспитанное на плохой переводной фантастике конца восьмидесятых — девяностых годов прошлого века. Более того, в фантастику устремились дилетанты, которые подчас не обладают даже знанием физики в объеме шестого класса, не интересуются ни социологией, ни психологией, ни даже политикой (она, как известно, надоела). Большинство из этих авторов пишет, как умеет, но если нет серьезных знаний, стало быть, отсутствуют и серьезные идеи. Фантастика в значительной части своей поглупела. Отсюда и примитивизм персонажей — умный герой с глубоким внутренним миром такой фантастике просто не нужен.

Коммерциализация фантастики сделала то, чего не смогли сделать цензоры и редакторы ушедшей эпохи — она вытравила из фантастической литературы острое социальное содержание, вместе с этим из фантастики ушли новые идеи. Разумеется, есть исключения, но они лишь подтверждают правило. Впрочем, читателю, возросшему на иных образцах, такая литература стала ненужной. Она его не интересует. Массовый читатель — вот здесь, возможно, и кроется главное — стал инфантильным. Ему лень вдумываться в происходящее вокруг, он не пытается разобраться в перипетиях нашего существования. Он хочет безопасных приключений, желательно, не покидая дивана. Ему нужно победоносное Добро с оч-чень большими кулаками, Вчера читатель фантастики рвался в астронавты и ксенопсихологи, сегодня мечтает стать кем угодно, лишь бы при больших деньгах. Современная фантастика создается кошельком читателя. Издатель ориентируется на него, и издателя легко понять, ведь его главная задача не насыщение рынка умной литературой, а получение прибыли. Есть ли более весомый аргумент в современном мире?