Журнал «Если» - «Если», 2009 № 03

Я ехал на своей танкетке, вез воду американцам, я всегда выбирал раннее утро для такого дела, чтобы поскорее избавиться от водительской повинности и уже заняться наукой, а если вернее, заниматься чем угодно и не думать при этом, что ты кому-нибудь что-нибудь должен. Вдруг этот дьявол.

Я знал, они появляются по утрам, при восходе этого нашего мелкого и тусклого марсианского солнышка, на которое даже смотреть не вредно для зрения. Что-то там нагревается, какие-то там электрические процессы начинают происходить, и вот нате вам — вырастает из песка дьявол!

Это такой столб растрепанный и не очень прямой, высотой, может, в километр, может, и в два, а может, и еще больше, не измерял, да и разные попадаются. Видно только метров сто кверху, потом что-то темное и прозрачное. Скажем, призрачное.

Он тогда возник непонятно откуда, пронесся мимо, закружился на месте, потом назад, ко мне, я даже немножко перепугался.

Но нет, ничего, покружился рядом и убежал.

Все это дело я записал, естественно. И записи показал — и нашим, и американцам. Из гордости — вот вы не видели, а мне так пожалуйста. Глен Тамп, ихний водист, с которым я больше всего и имел дело, похлопал меня по плечу и гоготнул радостно, а на нашей базе, когда я то же самое рассказал, Володька Смешнов сказал: «Здорово!»

Потому что песчаные дьяволы — явление не такое уж частое. Встретить его — это вроде как выиграть в лотерею сто тысяч при главном призе в сто миллионов. Тут я немножечко, может быть, вру, они чаще встречаются, только видим мы их совсем не так часто. Под землей сидим.

Самое-то интересное произошло на второй день — я снова увидел дьявола. Просто обалдел, не поверите!

Пронесся такой же, один в один, что и вчерашний, покружился невдалеке — и назад, ко мне, заинтересовал я его, видите ли. Вокруг меня кружится, а я на него смотрю, и уж не знаю, чего мне такого ждать от этой стихийной аномалии. Испугался, честное слово. Ну, не то чтобы испугался, а так, насторожился маленько. Но ничего такого не произошло, он еще потанцевал и умчался.

Я опять запись всем показал.

И там, и тут мне сказали:

— Зачем врать? Это вчерашние записи.

Я им дату на записях показываю, там же цифра стоит, а они надо мной смеются. Добродушно, правда, хорошо ко мне относились — и там, и здесь.

Тогда в первый раз я почувствовал что-то не то, особенно у нас. Не потому что рассмеялись, это-то как раз понять можно, но какую-то опаску уловил, будто кто-то напрягся. У американцев почти ничего не уловил (это я потом, задним числом анализировал ощущения по памяти), засек только, что парень один ихний, по электронике у них числился, Маккормак фамилия, а имени не запомнил, посмотрел на меня внимательно, типа «Ого!», а увидел, что я на него гляжу, глаза отвел и засмеялся вместе со всеми. А нашим когда рассказывал, прямо сигнал был: «Опасность!», хотя никто на меня внимательно не смотрел и смеялись все очень натурально. Но сигнал был. Все это я потом вспоминал и анализировал, а в тот раз случилось — и позабыл сразу.

На третий день, когда снова появился этот дьявол, я промолчал.

Нет, вы поймите, я все-таки учился в институте, а потом долго работал в лаборатории, поэтому видеть в пыльном дьяволе живое я просто физически не умел. Я считал, что это имитация живого, так часто сегодня встречающаяся, я просто не понимал, почему редкое событие случается три дня подряд. Это меня заботило.

И еще я не понимал его поведения. Снова пронесся мимо, снова остановился, снова закружился, а потом вернулся и начал кружить вокруг танкетки.

И тогда я сделал то, что должен был сделать. Ну, то есть я вообще не должен был ничего делать, но мне так показалось, что должен. Я взял и противотуманной фарой (во время пыльных штормов на Марсе довольно тускло, поэтому фара) послал ему сигнал «SOS». Ти-ти-ти та-та-та ти-ти-ти.

Он в тот момент прямо по моему курсу свои кренделя выписывал, а как я ему просигналил, словно даже остановился, хотя это и невозможно при здешних ветрах. И — ко мне.

И, вы не представляете, пронесся через меня, то есть через мою танкетку. Вот эти вот ветра — атмосферы почти нету, а ветра жуткие. Танкетке-то ничего, она защищена, и от ударов молнии тоже, но электрика на секунду мигнула.

Я еще больше обалдел и пришел к своему другу Володьке Смешнову, чтоб рассказать, потому что никому другому такие вещи и под пыткой нельзя рассказывать — сразу упекут куда-нибудь в одиночку до самого отъезда, как это случилось с Юрой Архиповым. А я его почти и не видел. Юра и Юра.

Говорю Володьке — так и так, вроде как бы этот дьявол разумный. Ну, или, по крайней мере, живой. Или я не знаю что, но надо бы разобраться.

Зря сказал, с самого начала надо было бы понимать, но ведь друг. А он меня на смех поднял, без этого он не может.

— Ты идиот, — говорит. — Это, конечно, не заразно, но неприятно. Даст дэвил — это всего-навсего куча песка, которую по утрам поднимает к небу. Это просто смерч, такие и на Земле бывают. Какой там разум? Ты бы лучше не по утрам, а чуть попозже воду эту транспортировал своим янкам. Когда все дьяволы уже упали по причине похолодания.

Я его понимаю. Песчаный дьявол, даст дэвил. Ничего такого особенного, стихия. Куча песка. Только Володька не видел, а я видел. Зря я к нему с этим пришел. Он не видел, как они возникают утром, когда марсианское солнышко, маленькое и тусклое, чуть-чуть марсианскую пыль прогреет, возникают словно бы ниоткуда и потом бешено носятся по вечной пустыне, оставляя за собой длинный, постепенно зарастающий темный след. Я, правда, тогда тоже еще не видел такого, но потом видел. Здесь и атмосферы-то почти нет, а вот ветры есть, очень интересные ветры, даже иногда жалко, что я не специалист по ветрам. И носятся по этим ветрам песчаные дьяволы, с сумасшедшей скоростью носятся, и они как горы. Горы-карандаши. Поносится-поносится такая гора и рассыплется мелкой пылью до следующего солнышка. Ой, слушайте, ну совершенно жуткие ветры.

Я же не мог ему сказать, поехали вместе, проверим, ведь откажется, у него своя работа, по видеопотокам. Он был еще каким-то манером к поискам бактерий причастен.

Мне почему-то казалось, что я каждый раз вижу одного и того же дьявола. Вот он разлегся по пустыне песком, вот назавтра снова восстал от солнца и все помнит, что было вчера, вообще все помнит. Я ему фарой сигнал послал, а он — ко мне.

Вообще-то я долго не верил, что они и в самом деле разумны, считал для своего спокойствия — имитация разума, таких имитаций на Земле полным-полно, где угодно встретишь. Иногда и отличить сразу нельзя, особенно неспециалисту, а потом оказывается, что обычная полинейронная схема с речевым аппаратом. А я — специалист по части исследования воды, а не полинейронных схем.