Журнал «Если» - «Если», 2009 № 03

— Держи, Редиска. Если что интересно будет узнать, спроси. Я-то с оружием разным с детства, у меня батя — охотник, я сам из берданы белку в глаз бил. А потом, знаешь, десант. И не жалею… Э-э, ты чего?! Ну-ка дай его мне! — Сергей буквально выдернул «Макаров» из рук девчонки.

Потому что в тонких ее руках пистолет стал вдруг вытягиваться, терять свои строгие формы, расплываться. Теперь Аношкин держал его в правой руке, и вокруг металла рассыпалась, таяла голубая искрящаяся дымка. Железо оказалось таким холодным, что жгло руки. Сергей вставил обойму, щелкнул предохранителем и убрал ствол в кобуру. Тут как раз зашла бабка, молча и суетливо собрала последние котомки и вышмыгнула в вагонный коридор. Аношкин, почему-то совсем не удивляясь, легко связал исчезновение старухи с той фигней, которая происходила с его пистолетом.

— Нет, ты мне, Редиска, глазки не строй. Ствол испортила, старого человека выгнала. Как дальше жить будем?

«И ничего я не испортила. Все там целое. А эта бабка-ёжка — вредная. И еще какая-то, я не успела понять, а она сразу убежала», — девчонка выпалила информацию разом, очередью, а потом забралась на полку с ногами, поджала их под себя и уставилась в окошко. За окошком была тайга.

Аношкин тоже поглядел на тайгу, потом на девочку, подумал, что так и не просмотрел содержимое папки, полученной в детприемнике. А сейчас изучать ее было Сергею почему-то неудобно. Глянул на часы: восемь, пять минут девятого. Поезд уже час как идет, Аношкин вспомнил, что во рту у него крошки с полудня не было. И малая только мороженое на вокзале съела. Сергей сомневался, что в приемнике ее чем-нибудь кормили.

— Слушай, Редиска, пойдем пожуем чего-нибудь? То есть не так. Поднимайся, пойдем чего-нибудь пожуем. Без возражений. Что, мороженое? Мороженое у тебя час назад было. И это не еда. Подъем, говорю. Я сам голодный.

В тамбуре столкнулись с теткой-тележницей. Пока она проталкивала мимо гремящую металлическую конструкцию, Аношкин зацепился взглядом за разложенные на лотках булочки с колбасой, призывно позвякивающие пивные бутылки и совсем уж затосковал. Жрать хотелось! Разминулись в переходе между вагонами с двумя парнями: в одинаковых спортивных костюмах, стриженые коротко, на ногах у обоих, не сочетаясь со спортивным верхом — тяжелые армейские берцы. Тот, который повыше, неловко спрятал правую руку за спину. В воздухе пахло специфически сладким дымом.

Вагон-ресторан оказался почти пустым. Теплая компашка собралась в другом его конце, тянула из бутылок и комментировала подвиги супермена. Лысый супермен на экране висевшего под потолком телевизора азартно откручивал кому-то голову.

— Что кушать будем? — официант был молодым, в вышитой косоворотке, с тонкими усиками и зачесанными на пробор гладкими волосами. К нему так и тянуло обратиться: «Эй, человек!» А потом ввернуть что-нибудь этакое, про четвертину и осетрину.

— Девочке на первое — суп, тут у вас с фрикадельками, и спагетти. Да, правильно, с курицей. А мне борща, картошки с мясом, огурчиков соленых. Хлеба куска четыре. А запить… Нет, ты на меня, Редиска, не зыркай. Никакой колы, пузо болеть будет. Ей соку большую пачку. Ананасового. А мне… Ладно, пару пива. Светлого. Без-без, без нее, родимой, — отверг предложение человека «по водочке» участковый. — И, друг, прошу, давай скоренько. Устали мы и есть хотим.

— Мы мигом! — склонившись, совсем как трактирный начала прошлого века, официант ловко смахнул полотенцем с чистого столика несуществующие крошки и исчез.

Борщ был наваристый и густой, с кусками мяса и щедро посыпанный зеленью. Аношкин и не заметил, как заглотил весь. Девочка тоже увлеченно орудовала ложкой, потом отодвинула пустую тарелку, взяла вилку и принялась за спагетти. Ели молча. Сергей откинулся на спинку сиденья и открыл никелированной открывашкой вторую бутылку пива. Захотелось спать.

— Эй, Редиска, а чего мы с тобой до сих пор не познакомились? — девочка уже вылавливала клубнички из вазочки с мороженым. Его тоже потом заказали. — Вот меня Сергеем зовут. А в твое личное дело я не глянул, не люблю я их, бумажки эти. Бумажки в «делах» совсем другими становятся. Читаешь, уже не человек перед тобой, а какой-нибудь подозреваемый. Так знакомимся?

«Рита», — сказала девочка.

— Рита, — попробовал на вкус слово Аношкин. — Рита — рио-рита, да? Ну, помнишь, музыка такая была: та-та та-та-та-та? — узнаваемо пропел участковый. — Слышала?

«Не-а, — сказала Рита, — меня папа Марго звал. Когда веселый был и шутил. А так всегда — Рита».

— Марго, это Маргарита, что ли? Знаменитое имя. Я книгу одну читал, потом расскажу. А мама тебя как называла? — с устатку пиво подействовало на Аношкина расслабляюще, и он разговорился.

«Никак, — отрезала вдруг Рита и резко поднялась, — пойдем, я спать хочу. И писать».

— Ну, пойдем, — растерялся слегка Аношкин. — И в самом деле, засиделись что-то. — Поднялся из-за неудобного столика и таки ж позвал: — Человек! Счет подай!

— Уже уходите? — трактирный появился, будто из воздуха. — А девочке шоколадку не купите? Девочка у вас вон какая хорошая. Вы-то ей все что-то рассказываете, а она сидит, слушает, словечка не вставит. Умничка!

— Да? — невпопад удивился Аношкин, протягивая деньги. — А мне казалось… Пошли, ладно. Шоколадку, человек, тоже гони. Пойдем, Ритка, спать. Ну и писать.

Ох, и злой был Аношкин! Всем родственникам майора Ильина икнулось — до его прабабушек и прадедушек. Очень, кстати, странных существ — так мог бы решить любой посторонний, услышь он, что говорит о родне майора участковый Аношкин. Досталось даже греку Граматикопуло и его деду Зяме, хотя тот уж точно был не при делах. Но больше всех лейтенант ругал себя. Урод, пивка попил, расслабился. Чуть девчонку не угробил и себя за компанию. Придурок.

Так думал Аношкин, хотя, если разобраться, не был он виноват в произошедшем. Засада поджидала Сергея и Риту в тамбуре их вагона. Лейтенант открыл дверь, пропуская девочку вперед, и еще удивился: что давешняя бабка-попутчица в тамбуре делает, неужто курит? А потом он шагнул вслед за Ритой и увидел, как она обмякает, безвольно оседает на пол, но не падает. Потому что руки у бабки оказываются очень длинными и ими подхватывает она девочку, тянет… А вокруг чертов зеленый туман, и не дает он сосредоточиться и времени не дает понять, что происходит, а сбоку, справа парень, тот, в спортивном костюме, который папироску с дурью прятал. И парень этот сильно бьет Аношкина ногой, закованной в тяжелый армейский ботинок, но лейтенант все же успел немного повернуться, и удар его не выключил, а отбросил на второго «спортсмена», который стоял у противоположного окна и держал в правой руке что-то черное и пугающе незнакомое. И налетая на него, Аношкин что было сил боднул «спортсмена» головой в лицо, что-то хрустнуло, а Сергей схватил его, как девушку в танце, за талию и швырнул на второго, который снова собирался ударить. «Макаров» уже в руке, Аношкин снял его с предохранителя, загнал патрон в ствол и кричит страшно что-то обоим парням, но ни звука не слышно, а двое сейчас уже бросятся, и Сергей выстрелил.