Джейн Остин - Разум и чувства и гады морские

Все собравшиеся принялись обсуждать, как можно понять по лицу полковника хоть что-то, за исключением, конечно, того, что морских ведьм раздражать не стоит. Однако затем согласились, что многое бы отдали, чтобы узнать правду.

Конец догадкам положила леди Мидлтон, категорически заявившая:

— Что ж, желаю ему от всего сердца, чтобы его беды поскорее остались в прошлом, и хорошую жену в придачу. Однако, — тут она бросила многозначительный взгляд на мужа, — не такую жену, которую увозят с родины в огромном холщовом мешке.

Сэр Джон, услышав этот мягкий упрек, только хмыкнул в бороду.

Элинор, хотя и беспокоилась из-за внезапного отъезда полковника Брендона, не могла заставить себя гадать о его возможных причинах; куда более ее занимало необъяснимое молчание Марианны и Уиллоби касательно их помолвки. С каждым днем молчание это становилось все более удивительным и все менее согласовывалось с открытой натурой обоих. Элинор не понимала, что мешало им признаться хотя бы ей и матери в том, о чем их поступки свидетельствовали вернее всяких слов.

Она прекрасно понимала, почему со свадьбой, возможно, придется повременить, ведь хотя Уиллоби и имел собственный доход, особых причин считать его богатым не было. Поместье, по оценкам сэра Джона, приносило ему шестьсот — семьсот фунтов в год, но жил он на куда более широкую ногу — чего стоило одно только содержание своры кладоищеек или уход за аквариумами с экзотической морской живностью. Уиллоби жил в постоянном предвкушении того, что однажды найдет сокровище, которое обеспечит его на всю оставшуюся жизнь, а пока то и дело жаловался на стесненные обстоятельства.

Но это не объясняло их внезапной скрытности, которая к тому же никого не обманывала, зато противоречила их характерам до такой степени, что иногда Элинор снова начинала сомневаться в помолвке.

Ничто не доказывало их привязанности вернее, чем поведение Уиллоби. Он окружал Марианну всеми знаками внимания, на какие способен нежный влюбленный, а к семье ее относился с почтительностью сына и брата. Их крошечную лачужку, нависавшую на вершине утеса над бухтой, он почитал как родной дом и проводил в ней гораздо больше времени, чем у тетки на острове Алленгем, и если на Острове Мертвых Ветров не намечалось никаких увеселений, его утренняя кладоискательская экспедиция неизменно приводила его на Погибель. Оставшийся день он проводил с Марианной и Месье Пьером, полюбившим висеть у нее на шее.

Хотя большую часть внимания он уделял Марианне, и с миссис Дэшвуд, и с Элинор он был неизменно любезен и даже снисходительно терпел фокусы вездесущей Маргарет: она бродила по дому, угрюмо бормоча что-то про «них» и «оно», и часами смотрела в окно, выходившее на остров, не спуская глаз с пустынной вершины горы Маргарет.

Однажды эта ее причуда чуть не обернулась трагедией, и Уиллоби представился случай спасти от неминуемой гибели еще одну из сестер Дэшвуд.

В тот день все собрались в гостиной на втором этаже послушать, как Марианна играет на фортепьяно, когда услышали с первого этажа вопль Маргарет.

— К'ялох Д'аргеш Ф'ах! К'ялох Д'аргеш Ф'ах! — кричала она.

— Что бы это значило? — удивилась Элинор.

— И кому она кричит? — озадачилась миссис Дэшвуд. — Кроме нас на острове никого нет.

Затем хлопнула входная дверь; выскочив из дома, Элинор, Уиллоби и миссис Дэшвуд увидели, что Маргарет со всех ног мчится вниз по скользким от дождя деревянным ступеням, которые вели с утеса к берегу.

— Не споткнись, душенька! — крикнула миссис Дэшвуд.

— Я должна их найти! Должна! — И снова по холмам эхом разнесся безумный клич: — К'ялох Д'аргеш Ф'ах!

Марианна слышала суматоху внизу, но, встав из-за фортепьяно, не двинулась с места, потому что взгляд ее случайно упал в окно, выходившее на юг, на остров, и она увидела, как из вершины холма в самом центре острова поднимается мощный столб пара.

— Элинор, — дрожащим голосом прошептала она, — Элинор…

Но Элинор, в ту минуту в ужасе стоявшая над лестницей, глядя, как Маргарет в бреду оступилась и вниз головой полетела в море, ее не слышала. В ту же секунду Уиллоби бросился вперед и прыгнул за ней. И как раз вовремя, потому что бьющуюся в панике девочку уже окружил косяк луфарей. В восторге от свалившегося на них с неба дара человеческой плоти, они накинулись на нее, как голуби на корку хлеба, вспенивая воду раздвоенными хвостами и зубами, похожими на кончики ножей, впиваясь в ее тело.

— Не дергаться, — сурово скомандовал Уиллоби и, выхватив из кармана костюма для ныряния шестидюймовый кортик, сделал глубокий вдох и исчез под водой. Потрясенные Дэшвуды молча смотрели, как торчавшую из воды голову Маргарет мрачным ореолом смерти один за другим окружали дохлые луфари — каждый убит одним мастерским ударом; а Уиллоби все продолжал свое дело. Наконец он вынырнул с военнопленным — с последней рыбой, извивавшейся на его кортике. Под восхищенные возгласы зрительниц он откусил рыбе голову, перебросил Маргарет через плечо и грациозно поплыл к берегу.

Элинор и миссис Дэшвуд произнесли подобающие случаю слова благодарности, а Марианна, в силу своего давнего увлечения всякими тварями, порожденными Большой Переменой, и в восторге от нового подвига Уиллоби, наговорила и того более.

В тот вечер Уиллоби проявлял особенно трепетное отношение ко всему, что его окружало. Когда миссис Дэшвуд заговорила о том, какие дополнительные укрепления она планирует установить в Бартон-коттедже по весне, он принялся горячо возражать против любого изменения в доме, представлявшемся его любящему взгляду верхом совершенства.

— Как! — вскричал он, и его глаза под щегольской шапкой из меха выдры удивленно засверкали. — Улучшать этот милый уютный домик! Нет. Вот уж с чем я никогда не соглашусь. Если в этом доме хоть чуть-чуть считаются с моими чувствами, то стены его не упрочнятся ни одним брусом, на его очаровательном бастионе не появится ни одной новой пушки, а бункер не укрепится ни единым новым слоем свинцовой обкладки!

— Не тревожьтесь так, — ответила ему Элинор, — ничего не произойдет, у матушки недостаточно денег, чтобы предпринять что-нибудь подобное.

— По-моему, здесь все — само совершенство, — продолжал он. — Я свято убежден, что только в таком доме можно достичь счастья, и были бы у меня лишние деньги, я бы немедленно снес фамильную усадьбу Комбе-Магна в Сомерсетшире, а на ее месте построил бы точную копию этой очаровательной хижины.

— С темными лестницами и дымом на кухне, полагаю, — съязвила Элинор.

— Да! — воскликнул он тем же восторженным тоном. — Точную копию всего дома и всей обстановки! Тогда и только тогда, пожалуй, я мог бы стать дома так же счастлив, как здесь, в Бартон-коттедже. Место, отведенное ему в моем сердце, никогда не займет никакой другой дом.