Журнал «Если» - «Если», 2010 № 11

Марк бросился к контейнеру и увидел столь же мирное помаргивание таймера, отсчитывающего последние мгновения жизни. У него не было инструментов, у него ничего уже не было, включая надежду. Марк просто прыгнул вперед и последним отчаянным усилием вырвал из ящика таймер вместе со шлейфом проводов. А потом упал рядом с бомбой, в ожидании того, что ждет его за Краем. Он лежал, сжимая в руке скисший, покореженный прибор, пока наконец не осознал, что ожидание конца затянулось.

Марк встал. Ноги дрожали и подгибались; чтобы не упасть, он вынужден был опереться на верхнюю грань чудовища уничтожения. И когда обе его ладони легли на бездушный металл, Марк понял: чудовища больше нет. Оно умерло.

Тогда он снова сполз на песок, прилег поудобнее и принялся ждать, когда его вытащат из этой дыры…

Иллюстрация Игоря Тарачкова

Если захотите поинтересоваться знаменитой перестрелкой в О'Кей Коррале, то первым делом узнаете, что произошла она не в О'Кей Коррале.

Нет. Извините, не совсем точно выразилась. Перестрелка была поблизости от О'Кей Корраля, а не в нем самом. Ну, это так, просто исторический фактик. Один из тех, которые ничего, совершенно ничегошеньки общего не имеют с целой горой канонизированного вранья о том событии.

Вранье это вы можете почерпнуть из старинных кинофильмов, современных голофильмов и даже, как было со мной, из дорогущего мюзикла, что уже который год срывает аншлаги в Куполе Шепардвиль. Я о том дурацком спектакле, где Док Холидэй — женщина, Клэнтоны изъясняются белым стихом, а Эрпы носят шерифские значки чуть ниже револьверных поясов, и эти жестяные звездочки — практически все, что отделяет братьев от полной наготы.

(Если когда-нибудь я вновь почувствую тягу к общению и вы окажетесь рядом, у вас будет шанс раскрутить меня на двухчасовую пылкую речь; для этого надо поинтересоваться модными в пору моей молодости течениями популярной культуры.)

Вы спросите, почему тумстоунская история не забылась лет за тридцать-сорок? Да есть в ней нечто этакое, притягательное. Потому-то и всплывает она снова и снова, немыслимо перевранная всякий раз в угоду предрассудкам очередного поколения.

Помню даже популярный голофильм из одного особенно циничного киносезона, так в нем Клэнтоны представлены безоружными добрыми поселенцами, мечтающими лишь о том, чтобы их оставили в покое, а Эрпы приканчивают миролюбивых бедолаг исключительно из желания продемонстрировать, на что способны записные корпоративные злодеи.

Ежели сорвать все покровы вымысла, мы обнаружим, что действительно 26 октября 1881 года имела место перестрелка между Эрпами и Клэнтонами, и местом этим был аризонский городок Тумстоун. Номинально — исполнение закона, а на самом деле… Немало злых языков потом утверждало, что просто две банды ненавидели друг дружку всеми потрохами и в конце концов устроили разборку с огнестрелом. Не случись она в тот день, произошла бы на следующий или чуть позже. Какая там снайперская стрельба — противники сошлись грудь в грудь и сожгли тридцать патронов примерно за столько же секунд. В общем, никакого безумства храбрых, ничего героического и романтического. Грязная и подлая бойня, свирепая уличная расправа, а не битва между силами закона и криминала.

Эпоха колонизации космоса уже отпраздновала свое первое столетие, и если Уайатт Эрп до сих пор не забыт, то лишь потому, что пережил тумстоунскую заваруху на несколько десятилетий, чтобы слоняться по Голливуду и рассказывать о своих подвигах кинематографическим деятелям. А уж те своего не упустят: любой исторический пустячок раздуют в легенду, и помогут им в том хитрые углы съемки да мужественные физиономии экранных секс-символов.

С тех пор история безбожно перевиралась каждым, кто видел в том выгоду для себя. И хотя сами изначальные факты были и остаются вполне доступными (а они поинтереснее сценариев кинолент, голофильмов и нудистских мюзиклов), бессмертной эту легенду делает ее пластичность. В один прекрасный день человечество решит задачку межзвездных путешествий (мне это известно доподлинно, и второстепенная цель моего рассказа — довести сей важный факт до вашего сведения), и как пить дать появятся вариации с Эрпами в скафандрах и бандой Клэнтонов-Маклори, принадлежащей к инопланетной расе, которой случится в ту пору заслужить нашу нелюбовь. И тогда уже никто не разглядит в сюжете исторической основы. Эрпа будут считать не более чем мифическим героем, вроде короля Артура или Робина Гуда. Впрочем, он и так уже на полпути к мифу.

И в этом путешествии он не одинок.

К тому времени, когда я попала в историю с Малькольмом Беллом, Луна успела заполниться людом под завязку. От полюса до полюса теснились курорты, города, заводы — просто яблоку негде упасть. Но все это благолепие распределилось неравномерно. Облюбованные туристами места — только на Светлой стороне, ведь с нее открывается вид на синий шарик: он знай себе сияет, хоть и побит изрядно, и шрамы легко различимы из обсерваторий Армстронга. Даже тем из нас, кто родился на Луне и чья нога ни разу не ступала на планету-мать, так и не оправившуюся от катастроф последних столетий, легче на душе от того, что она — колыбель предков и всегда висит в нашем небе.

Разумеется, мы не всегда настроены столь философично в отношении Земли; скажем так, она просто нравится нам — потому что красивая. По этой-то причине лунные жители и прозвали ее Люстрой. Но как бы мы ни относились к ней, факт остается фактом: именно ее присутствию обязана строительным бумом Светлая сторона Луны. Кого ни спроси, всяк ответит, что предпочитает жить на обращенной к Земле половине спутника.

Совсем другое дело — Темная сторона.

Оттуда не увидишь ничего, кроме далеких звезд и Солнца, причем выглядит оно отнюдь не мощным прожектором, а лишь зыбким маячком, едва озаряющим негостеприимный ландшафт. Вот где легче легкого почувствовать себя напрочь оторванным от человечества и его истории.

Потому-то здесь и селятся те, кто в подобном отчуждении никакой трагедии не усматривает.

К тому дню, когда в суровых этих дебрях объявилась я, там скопились чересчур вредные промышленные предприятия, а между ними рассеялись участки поселенцев с приставкой «не»: ненормальных, невезучих, неумелых и нелюдимых. Таких хлебом не корми, дай только уединение. Никто на их затворничество в дичайшем краю и не посягал, главным образом по причине достигнутого компромисса: раз эти психи сами не желают обременять общество своей персоной, так пусть себе торчат безвылазно в добровольном карантине.