Андрей Измайлов - Слегач

..."Фургон" был снабжен матовыми непроницаемыми стеклами. От водителя Жилин и сопровождающие его маски-шапочки были отделены глухой перегородкой. Куда едем, ребята. На Петровку? На Шаболовку? В УГРО? В РУОП?

Сидеттть!!! Ррразберемся!

Жилину не составило бы особого труда ррразобраться с "кречетами", со всеми тремя, не покидая "фургона". Если по чести, то -- составило бы... но все же не особого. Только... зачем? Он -- законопослушник. Он -- у себя дома, в Москве. Он вернулся. Документы -- не подкопаться. Зачем усложнять? Сейчас приедем, все выясним. Если Жилин ненароком что-то нарушил, готов отвечать по всей строгости... что там может грозить?.. штраф?..

(-- От семи до пятнадцати, -- просветил Римайер, -- лет, -пояснил Римайер, -- полной изоляции, -- уточнил Римайер, наблюдая за Жилиным, чьи намерения, а также реакции, всегда отражались на лице. -- Вот-вот, Иван, от семи до пятнадцати. Для подлинных интелей нет большего греха, чем разжигание национальной розни, Иван, вы же знаете...)

Жилин не знал. То есть не знал про "7-15". Иначе не стал бы покорно трястись в "фургоне" по направлению к Лобной. А направлялись, выяснилось, к Лобной. Не в УГРО, не в РУОП. Дело-то политическое! "7-15"!.. Нейтрализовал бы он "кречетов", будь они трижды блюстителями, и пошел бы себе сам по себе, будь у него руки и в "браслетах". Для спеца, изучавшего "Гудини", избавиться от спецсредства -- две минуты неприятных ощущений в запястьях...

А избавили Жилина от неминуемых "7-15"... коммунары. "Коммунары за коммунизм". Помимо его воли, но избавили.

"Фургон" непредвиденно тормознул и застрял. Водитель за перегородкой разразился "малым боцманским загибом". Хорошо излагает, собака, по достоинству оценил Жилин. Что там стряслось? Надо посмотреть!

Матовые стекла отрицали возможность посмотреть, но слышно было хорошо. Точнее -- плохо. Громко, да. Но не всегда разборчиво. Мегафон на площади то оглушал до свиста в ушах, то уходил в сторону невнятным далеким тявканьем, то перекрывался многоглоточным скандежем. Суть скандируемого тоже ускользала: "Ря-ря!!! Бу-бу-бу!!! Бу-бу!!! Ря-ря-ря!!!" Да, точно -- площадь. Акустика характерная: "Опасность сохраняется!.. -яйца!.. -яйца!.. За нами Москва!.. -ква!.. -ква!.."

"Кречеты" обеспокоились, рефлекторно сжали многозарядные "Бизоны". Ближайший к кабине постучал в перегородку пальцами, мол, доложи обстановку, водила! Судя по "докладу", обстановка не ахти. Рулевой "кречет" отозвался уже "большим боцманским загибом". Ай, что ни говори, а хорошо излагает! Давно Жилин не слышал эдакого! Пять лет Африки как-никак...

"Фургон" застрял. Ни тпру, ни ну. "Бу-бу!!! Ря-ря-ря!!!" -грозно шумело вокруг. Потом он, "фургон", взрыпнулся, завыл и... заколыхался на волнах салтановской бочкой. Надо понимать, охваченный яростью масс. Колеса исправно вращались, но коэффициент трения -- ноль. "Ря-ря!!! Бу-бу-бу!!!" Переборки крякнули, "фургон" стал заваливаться. "Бу-у-у!!! Ря-а-а!!!" Скоро грянет. "Бу-у-у!!! Ря-а-а!!!"

Ого! Не пора ли нам пора?! Как бы здесь на двор окошко нам проделать?!..

Двор не двор, но, да, Лобная площадь. Площадь и толпа. Толпа и площадь. Будь "кречетов" хотя бы взвод -- толпу можно рассеять. И поодиночке они способны продержаться достаточное время -- достаточное для прибытия подмоги. Толпа сплошь состояла из пожилых и очень пожилых женщин и мужчин, преимущественно женщин. "Кречеты", выпотрошенные из "фургона", только закрывались и ставили блоки. Главное, не навреди! Тюкнешь рефлекторно -- божий одуванчик отлетит... и тогда... Толпою они сильны. Затопчут.

Кто -- они?

Черным по красному было: "Коммунары за коммунизм!", "Наше дело правое!", "Август 1991-го -- это Октябрь 1917-го сегодня!". Помимо кумачовых полотнищ, там и сям -- самодельные плакаты с кривоватыми буквами, орфографическими ошибками: "Банду интилей под суд!", "Колычева на кол!", "Воры! Верните нам нашу победу!"

В общем, там, на Лобной, было что почитать, выдайся свободный часок. Как раз времени у Жилина не было. Минута? Полторы? Две? Его, в отличие от "кречетов", не колотили. Его "растворили" в массе, и кто-то старчески-хрипато напутствовал: "Беги, сынок! Но пасаран!"

Он бы так и сделал. Собственно, он так и сделал. Но еще минуту (полторы? две?) проторчал на Лобной в остолбенении.

У подножья бывшего монумента бывшему Рыцарю надсаживался в мегафон губошлеп-троглодит, эхо растягивало слова, но понять можно:

-- Пееепел рабочего клаасса стучит в нашем сееердце! Осиииновый кооол! Мыыы университетов не кончааали!

Толпа взревывала в такт. На эти лица смотреть было... н-неприятно. Жилин как-то по-другому представлял себе коммунаров. Как-то он был о них лучшего мнения. В смысле, о коммунарах. И не без оснований. Да хотя бы глядючи в зеркало!

Вот-вот! Себя как в зеркале я вижу, но это зеркало мне мстит. Жилин остолбенел именно поэтому. Монумент. Свято место пусто не бывает. На месте Рыцаря возвышался некто -- в застывшем движении, вдохновенный воин, "вперед и вверх! а там!", "еще немного, еще чуть-чуть! последний бой!", "этот день мы приближали как могли!", "что сделаю я для людей, воскликнул Данко".

Да-а, Жилин, как-то ты еще не нарвался на "маска, я тебя знаю!" Хотя... эффект фотороботов "Wanted!" Изуродован так, что ни один самый бдительный прохожий не узнает. Но сам разыскиваемый узнает себя в этом полиграфическом уроде мгновенно и начинает вести себя неадекватно (чем, кстати, привлекает внимание! не сходством с мордой на листовочке, а поведением...) Аналогичный случай. Только наоборот. Не изуродован, а... наоборот.

Первая жилинская реакция узнавания: я как я. Потом он почувствовал, что это не совсем он, что это гораздо лучше, чем он, гораздо значительнее, чем он. И Жилин ощутил стыд, словно умышленно выдавал себя за человека, которому в подметки не годился...

Собственно, так оно и... Если брать события именно той августовской ночи. Здесь, на Лобной, если это мемориал "Август", должен бы стоять... Римайер, к примеру... или Пек... или Мария Луис Педрович... мало ли... Но не Жилин. Он ведь только принял группу и даже не вывез ее. М-да. Зато Айова Смит оказался на Лобной. Си-Эн-Эн. А фотогеничность Жилина -притча во языцах. Как же, как же! "В сторонке стоял огромный незнакомый парень, очень красивый, но слишком бледный среди загорелых". (Сразу видно -- из Африки!). Как такого не увековечить! Сначала в кинохронике, в фотографиях, потом в бронзе! Символ!.. М-да, обрюзший, жидковолосый Римайер, грузный коротышка Мария, даже Пек... не то, не модель. А Пек-то почему не?! Ну, знаете... Пек... Что за Пек? Иван лучше. Согласитесь, в центре Москвы уместней Иван, чем Пек...

Жилин как Нарцисс стоял перед "Августом" и пялился, пялился. Потом вдруг стало жутко. Жутко стало всем и сразу -- "кречеты" наконец-то дождались подмоги, шесть "фургонов" блокировали площадь, бойцы высыпали из машин и... принялись за работу... не кровавую, но тягостную и малопочитаемую.