Журнал «Если» - «Если», 2005 № 08

— А может, у них просто любовь?

— Просто любовью прикрывается многое…

— А наоборот бывает? Может, у вас не принято любить без вторых, третьих, десятых смыслов, а?

— Даже под любовь надо копать котлован и закладывать фундамент. Любовь пройдет, и как ты будешь жить с этой женщиной тысячу лет?

— Вы, конечно, симпатичные ребята, и мне забавно слушать, как вы здесь трете о любви. Альбин, обращаю ваше внимание: нас сорвали внезапно и даже без ужина, но вы-то это приключение планировали заранее? Человек может поголодать сутки, эльф — неделю, но мне, бедному троллю, хоть капустный лист надо сжевать по расписанию. Мои мозги лучше работают, когда я сыт. Есть идеи на этот счет? Вы что, даже ранца в дорогу не собрали?

Рохля хрюкнул, а эльф улыбнулся — скорбно — и отступил в тень.

— Вряд ли сегодня удастся купить в лавчонке пирожков.

— Купить — нет. Но сегодня Полынь. Право сильного. Вот увидите, скоро будут сыты все, а к вечеру — и пьяны. Дерек, нам все равно туда идти.

— Да, — сказал мой добрый друг. — Конечно, Рен. Куда ближе?

Я свернул уши в трубочки и повел ими, ловя дальний фоновый

звук. Три основные ноты, которые будут сопровождать нас на всем пути: звон бьющейся витрины, гулкие удары в деревянную дверь и пронзительный женский крик.

Я уже упоминал, что смотрелись мы странной компанией. Рохля по своему обыкновению был двухдневно небрит, и глаза у него покраснели от бессонной ночи, а его старая зеленая куртка из сукна, с залатанными локтями, выглядела так, что никто бы не удивился, возьмись он добыть себе что-то помоднее в витрине готового платья. Полынь. Альбин в джинсах и бесформенном свитере без признаков клана тоже казался бродягой. Эльф в нем узнавался, но какой-то неправильный, циничный и злой, из тех, что бросают спичку и смотрят, как горит дом. Не знаю, почему я так подумал. Что же касается меня, тролли вообще не вызывают ни нежной любви (даже между собой!), ни озлобленной иррациональной ненависти: флегматичные толстячки, на которых всегда плохо сидит костюм.

В общем, косые взгляды в нашу сторону я ловил, но лезть к нам никто пока не желал. Нашлись более привлекательные цели.

Мы недалеко прошли, прежде чем наткнулись на бакалею-стекляшку. Немудреные чары не защитили ее, стеклянное крошево под ногами смешалось с горохом и чечевицей из порванных мешков. Остро и привлекательно пахло пряностями, а еще пожаром — неизменным спутником грабежа. В витрине деловито орудовали четверо, передавая друг другу круги сыра, и почему-то грабители не показались мне так уж бедно одетыми. Какая-то кумушка маячила у фонарного столба, делая вид, что совсем не смотрит в их сторону.

Дальше по улице грабили булочную. Активисты движения, как обычно, разнесли витрину и кидали хлеб наружу, не глядя, хватают его чьи-то руки или же он падает на мостовую.

— Не понимаю, — сказал Альбин, — система настолько неэффективна и порочна, что эти люди не могут заработать на хлеб? Они что, действительно голодны — или это вид народного гулянья?

Вместо ответа я вынул из кармана полиэтиленовый пакет (это чтобы сохранить «пальчики» — всегда имею с собой парочку на всякий случай) и наполнил его рогаликами, выбирая почище. Вчерашние, чуть подсохшие. Сегодняшние так и не испечены. Зуб даю, орки сюда не дошли, это свои «по магазинам» ринулись, жители верхних этажей. Да и сами владельцы: молочник грабит булочную, булочник — молочника. Полынь — для всех Полынь.

Молочную витрину тоже не миновала печальная судьба соседок, но тут ажиотаж был поменьше. Еще бы, ведь где-то же есть винные погреба и пивные! Я наклонился поднять пластиковую бутылочку с кефиром, и моя рука над ней встретилась с чужой. Отдернулись обе. Скромно одетая молодая тролльчиха смущенно смотрела на меня. А чего ж, мол, не взять — халява! Все ж берут, покрикивают, ободряя друг друга, словно так и надо, но все-таки оно как-то спокойнее, если никто не заметит.

— Э-э… мэм, прошу вас.

— Нет-нет, — пролопотала она. Пришлось взять эту проклятую бутылку и насильно вложить ей в передник. Ну, Полынь, и что? Почему в этот день мы должны быть чем-то другим, худшим? Эх, а вот цветы я так и не научился дарить.

— Нет, мистер… то есть спасибо, кефир я тоже возьму, но… вы не поможете? Пожалуйста…

О, я понял, наклонил пятигаллонную флягу и держал ее так, покуда дама наполняла бидончик. Ей много не надо. Она бы и купила это несчастное молоко, да тут Полынь, будь она неладна. А куда деваться, если ребенок?

Пока я куртуазничал, Альбин, переступая через четвертные бидоны, подобрал еще пару пинтовых бутылочек. Он был похож на человека, который делает что-то впервые и не вполне уверен, что это правильно — а вдруг засмеют. Вроде как причастился.

Держа в руках добычу, мы нашли подходящий двор-колодец, расстелили газетку и преломили хлеб.

— О чем вы думаете, Альбин?

— Вероятно, Полынь стоило объявить, чтобы существа разных рас смогли задать этот вопрос друг другу.

Ах, ну да. Если они разделяют с кем-то еду, это для них что-то значит. Какой-то символ из глубины веков. Вы когда-нибудь видели жующего эльфа? Я вот в первый раз.

— О чем вы договаривались с главой Шиповника, Альбин? — спросил Рохля. — Если не секрет, конечно. Какой у него к вам интерес?

— Престиж, — просто ответил эльф, запивая рогалик молоком. — Рейтинг Великого Дома издавна измерялся великими деяниями его сынов. Еще не было случая, чтобы историю Полыни писал очевидец — «собственный корреспондент с места событий». Договаривались мы о том, что под текстом, который пойдет в газеты, будет стоять подпись: «Из Дома Шиповник».

— Понятно. А вам это зачем нужно? Жизнью рисковать опять же, которая подороже, чем у нас.

— У меня есть некие проекты, и Шиповник согласен рассмотреть их и поддержать, если общественная ситуация будет благоприятной.

— Наверное, глобальные идеи по переустройству общества?

— Я хочу возродить Дом Мяты.

— Что? О черт, простите. Так вы — Мята?…

— Да. Я был в командировке и уцелел, хотя позже жалел об этом. Возродить Дом не так-то просто, и без поддержки Великого Дома не обойтись. Мята сначала могла бы иметь статус дочернего Дома, а потом выделиться в самостоятельный.

— Дочь Шиповника в обмен на подвиг?

— У всякого Дома есть своя легенда. Без нее не обойтись. Легенды — как соки земли, коими питаются корни генеалогического древа.

— Ну, — вздохнул Дерек, — про любовь Реннарт запрещает «тереть». Согласие девы уже получено?

— Идея основать новый Дом достаточно привлекательна для любой эльфы. Проблема в другом… В нашей демографической ситуации Дом тем крепче, чем развесистей его генеалогическое древо. Чем больше младших семей. Все упирается в плодовитость женщин, совсем как в Темные Века. Если ты не Великий Дом, то стань хотя бы «бурно развивающимся». Иначе во всей затее нет никакого смысла.