Андрей Синицын - Eurocon 2008. Спасти чужого

Анархист-одиночка Фёдор и впрямь смахивал на медведя.

– Какая мокруха, начальник? – вскричал он, пяля на меня честные медвежьи глазёнки. – Из пугача палил!

– Зачем потом выкинул?

– Да из-за Костика же! Мы с ним как уговаривались? Я палю – он выпадает наружу. Я уже газанул – смотрю, а он лямкой рюкзака за щеколду ремня безопасности зацепился. Я – назад. Начали отцеплять – не получается. А время-то идёт! Баба-то его вот-вот опомнится! Ну я в порядке мотивации пугач выкинул, вроде как от орудия убийства избавляюсь, – и опять по газам...

– А если бы догадалась, что пугач?

– Костик сказал, она в этом деле не секёт...

Чего ни в коем случае не скажешь о следователе прокуратуры Порфирьеве. А он, согласно показаниям свидетельницы Чебурахиной, взял пистолет, стёр отпечатки да ещё и примолвил что-то вроде: «Хотел на вас убийство повесить». Шутил, что ли? Странные шутки у следователей прокуратуры...

Впрочем, ей могло и послышаться.

– Кто-нибудь ещё там был – перед входом?

– Н-нет... не заметил.

– И фамилия Порфирьев тебе ничего не говорит?

– Порфирьев?

– Порфирьев Пётр Сергеевич.

– Следователь, что ли? Так он вроде Порфирий Петрович...

Медвежьи глазки смотрели на меня искренне и преданно.

– Знаешь его? – Я предъявил фотографию Порфирьева.

– Н-нет... Точно нет. Уж больно приметный.

– Хорошо. Тогда такой вопрос: почему свернул на Обводный? Почему остановился именно там?

– Н-ну... надо ж было куда-то свернуть! Смотрю: место вроде подходящее, мрачное... Там и тормознул.

– А кто тебе перед этим по мобильнику звонил?

– Не помню.

– Вспомни.

– Правда не помню!

– Ингмар?

– А это ещё кто такой?

Мурыжил я Феденьку довольно долго, но чернорубашечник-махнопродавец, кажется, и впрямь мало что знал. Пришлось отпустить с миром.

– Ну? – ворчливо приветствовал меня Михалыч. – Никак с версией пожаловал?

– С версией, товарищ генерал.

По высочайшему соизволению его превосходительства я присел на стул и раскрыл папку.

– Огласи тогда...

Я огласил:

– Официально «Солнечным храмом» Порфирьев не занимался, но сам ход событий подсказывает, что компромат он на них копил в течение долгого времени. И не только на них. Два года назад его племянница была вовлечена в подобную секту. До сих пор никто не знает, куда делась. Дальше. В июне сего года при странных обстоятельствах гибнет некий Громыко Станислав Андреевич. На место происшествия выезжает следственно-оперативная группа РОВД и представитель прокуратуры, от которого Порфирьеву становится известно о случившемся. Полагаю, Пётр Сергеевич владел определённой информацией о связи погибшего Громыко с «Солнечным храмом». Грубо превышая свои полномочия, он именем прокурора оказывает давление на райотдел милиции и берёт предварительную проверку на себя. Прокурор, однако, утверждает, что ни устной, ни письменной санкции он Порфирьеву на вышеупомянутые действия не давал. Несмотря на ряд промахов, Порфирьев выясняет главное: имела место инсценировка смерти, а сам Станислав Громыко незаконно лишён свободы и находится в подвале «Солнечного храма».

Михалыч засопел, нетерпеливо шевельнул пальцами. Я отдал ему папку и продолжал:

– Под нажимом похитителей Громыко звонит жене и, запугав её, так сказать, явлением с того света, вынуждает выполнить несколько поручений, в том числе нанять транспорт, на котором затем было совершено похищение певца. Порфирьев пытается связаться с майором Солдатенковым, ведущим дело о похищении, но тут исчезает на несколько дней свидетельница Анна Владимировна Чебурахина, жена Громыко.

– Причина? – буркнул Михалыч, шурша бумагами.

– Испуг. Нервный срыв. Пряталась у знакомых. Боялась новых звонков, отключила сотовый телефон. Спустя четыре дня Порфирьев, потеряв из виду Чебурахину, по собственной инициативе является в «Солнечный храм» и пытается расколоть Ингмара, главу фирмы, в частной беседе. Тот, видимо, пытается его убрать. Возможен и другой вариант. Положение тел погибших наводит на мысль, что именно в это время Станиславу Громыко удалось освободиться и разоружить охранника. Так или иначе, но в результате возникшей драки была повреждена газовая труба. Затем в загазованном помещении был произведён выстрел, что привело к взрыву. Подробности пока неизвестны. Экспертиза работает...

– По собственной инициативе... – недовольно пожевав губами, повторил Михалыч. – Не многовато ли инициатив?

– От строгача до увольнения, – уточнил я. – Это будь он жив. Но он погиб. Выговор посмертно не навесишь. А вот как именно он погиб – решать нам.

– Ну, не дави, не дави... Эта твоя Чебурахина! Как она оказалась на месте пожара?

– С Чебурахиной, товарищ генерал, определённые сложности. Свидетельница нуждается в психологической реабилитации и далеко не всем её словам можно верить. Не думаю, чтобы она оказалась в здании фирмы добровольно. Скорее всего, контакты Чебурахиной с Порфирьевым встревожили Ингмара – и тот решил, что оставлять её на свободе опасно. Слишком много знает.

– Это что ж у тебя выходит? Порфирьев является в «Солнечный храм» и одновременно туда привозят Чебурахину?

– Возможно, она понадобилась Ингмару как козырь в разговоре с Порфирьевым. Не исключено также, что Порфирьев каким-то образом узнал об предстоящем похищении Чебурахиной и выбрал время визита умышленно. Наконец, это могло быть просто совпадением. Случайностью.

– Которой по счёту? Что-то у тебя случайностей этих... – Михалыч закрыл папку и сердито постучал по ней согнутым пальцем.

– Товарищ генерал, – сказал я, со всей твёрдостью глядя ему в глаза. – Конечно, если допустить, что наша прокуратура сплошь коррумпирована и что следователь Порфирьев куплен Ингмаром с потрохами, то случившееся, конечно же, совпадением быть никак не могло.

Михалыч неотрывно смотрел на меня, лицо его тяжелело.

– Но если принять за исходную посылку, что прокуратура действительно борется с преступностью и следователь Порфирьев честно пал на этой незримой войне, то иначе как совпадениями, товарищ генерал, случившееся объяснить нельзя.

Ещё секунду Михалыч жёг меня взглядом. Наконец нахмурился и подтолкнул ко мне папку.

– Иди работай...

Что ж, полдела сделано. Рабочая версия одобрена. Учтём замечания начальства и будем латать дыры.

Конечно, весь этот колтун вранья можно распутывать до скончания жизни, но, во-первых, сроки поставлены весьма жёсткие, а во-вторых, меня интересует только один персонаж, чьё доброе имя мне доверено спасти.

Своих, знаете ли, вообще положено спасать. Хотя, если поразмыслить, какой он нам, к чёрту, свой?