Максим Фрай - Энциклопедия мифов (Том 2)

- Ничего не узнаю, ничего не вспоминаю и ничего не понимаю, жизнерадостно отозвался я. - И уже начинаю смиряться с таким положением вещей. Могло быть и хуже. Например, если бы ты мне вчера не позвонил.

- Ну, ты всегда был везучий, - отмахивается он. - Кстати о твоем везении. Погоди-ка...

Уходит куда-то, через минуту возвращается с небольшим свертком. Сует его мне.

- Что это?

- Сам посмотри. Твое ценное имущество. Надеюсь, не бомба. Когда ты вернулся из Германии летом девяносто пятого, всучил мне этот пакет и попросил подержать его у себя.

- Без комментариев?!

- Почти. Это был очень странный разговор. Ты ничего не объяснил, только заверил меня, что там нет ничего криминального, и сказал, что я должен отдать тебе сие сокровище, если увижу, что твои дела идут совсем плохо. По-моему, сейчас вполне такой момент. Не в гроб же тебе его класть...

- Не в гроб, - повторяю машинально.

Вскрываю пакет. Достаю оттуда фотоаппарат Nikon F2 Photomic AS, какого-то семьдесят мохнатого года выпуска. Почти антиквариат, но в приличном состоянии. Ну да, я же у нас, кроме всего, еще и фотограф. Весьма вероятно, практикующий. Веня не в курсе, чем именно я в последние месяцы занимался, но зимой еще, вроде бы, брал какие-то заказы, жил не тужил. Да и только что две сумки с профессиональными причиндалами на себе из машины тащил - какие еще доказательства требуются?

- Да, - вздыхаю, - дела... Приятно, черт побери, получать от себя дружеские приветы, только вот записку оставить я тогда не додумался. Жопа. С ушами.

- Не могу с тобой не согласиться, - сочувственно ухмыляется Веня. Учти: я со своей порцией дел на сегодня справился. Могу нянчиться с тобой, сколько душа пожелает.

- Душа моя сейчас страстно желает обедать. Поскольку, пакуя книги, я нашел пиратский клад, могу угостить черствой коркой собственного спасителя.

- Макс, - проникновенно говорит он, - давай наоборот. Ты еще одну важную вещь забыл: я у нас богатый. А ты - так, погулять вышел. Меня раскулачивать надо в режиме нон-стоп, чтобы не лопнул.

- Раскулачить всегда успеется. А обедать будем за мой счет. Ты не понимаешь, это ритуал, - говорю упрямо. - При чем тут какое-то богатство?

- Ну, разве что, если ритуал... Хотя мне не очень понятно, в чем тут фишка.

- Да ни в чем. Просто некий загадочный нравственный инстинкт требует, чтобы я символически выразил благодарность за свое спасение, чем скорее, тем лучше, поскольку никогда не знаешь, на каком повороте куда занесет.

Я и сам не в восторге от столь нелепого аргумента, но уж - чем богаты, иных формулировок у меня в запасе нет.

- Ты, случайно, не в курсе, где я люблю обедать? Потому что даже это сокровенное знание мне сейчас недоступно.

- Есть такие места, и их немало, - раздумчиво сообщает Веня. Ближайшее носит гордое имя "Мусхэд".

- То есть, "лось"? - по-детски радуюсь, опознав иностранное слово.

- Ага, английский ты у нас мала-мала помнишь. Лось, лось. Канадский бар. Насколько мне известно, ты был в восторге от их манеры подавать чили с картошкой, хотя, на мой вкус, это одно из величайших кулинарных грехопадений... Но я могу заказать их фирменные куриные крылья. И пиво это сейчас особенно актуально.

- Раз так, показывай дорогу. Пешком мы туда дойдем? Потому что я планирую еще немного поспиваться. Мне понравилось.

- Только пешком и дойдем. На машине будем полчаса по переулкам ползать, да и то не факт, что выползем, куда требуется. Повсюду царит первозданный хаос, почему-то именуемый строительством.

- Очень хорошо.

За обедом с любопытством расспрашиваю Веню о его делах. Он хмурится, сетует, что снова чувствует себя идиотом, но рассказывает. От книготорговли он благополучно избавился вскоре после того, как я отошел от дел, решив, что смогу перебиться гуманитарными заработками: макулатурный бизнес давно уже перестал быть Клондайком. Мутит что-то с компьютерами.

Месяца два назад, оказывается, просил меня погадать, стоит ли вкладывать деньги в интернет-провайдинг. Моя оккультная таможня дала добро, в связи с чем Венина жизнь на какое-то время стала чрезвычайно хлопотным процессом.

А, в общем, если верить самому Вене, ничего интересного не происходит. Особенно с тех пор, как Раиса уехала в Австралию с мужем, который вдруг решил, что пора бы и ему начать новую жизнь... Без нее стало как-то не так. Хорошо хоть письма пишет. Благослови, боже, изобретателя электронной почты и всех примазавшихся!

- Но это все равно не то. Для дружбы тоже требуется некая телесная близость. Слова на экране монитора - как-то слишком уж пресно. Тут все же в глаза смотреть надо, дыхание слышать.

- Пожалуй, - соглашаюсь сдержанно.

Про себя думаю, что с такой тоской в глазах не письма писать надо и, тем паче, не старинным другом прикидываться, а ехать за любимой на край света и силой ее оттуда увозить. А там - по обстоятельствам. Кто не рискует - сам дурак. Губ, однако, не размыкаю. Не мне, почти новорожденному, к взрослым людям с советами лезть.

О себе я из Вениного рассказа ничего нового больше не узнал. Как он уже вчера сообщил, в последнее время мы виделись нечасто. Он подозревает, что я сидел в Бабушкине затворником. Писал и фотографировал для каких-то журналов, а на досуге, вероятно, "дурью маялся" - ежели судить по результату... Ну и ладно. Ночью подключу компьютер, посмотрю, что я там писал. Глядишь, сделаю пару-тройку удивительных открытий. А пока можно расслабиться и выполнить несколько тысяч жевательных движений, благо аппетит наконец появился, впервые с момента вчерашнего странного пробуждения.

Одолев полкружки пива, отправляюсь в закономерном направлении, со всеми вытекающими - вот именно! - последствиями. Менее всего в этот момент я был готов к сюрпризам, поскольку любой горожанин в глубине души полагает свою уборную чуть ли не самым безопасным местом на земле. На комфортные туалеты в приличных барах, ресторанах и клубах это безосновательное, в сущности, убеждение почему-то тоже распространяется.

И совершенно напрасно.

Я всего-то и хотел - завершить гигиеническую процедуру мытьем рук. Над умывальником, как водится, висело большое зеркало. В его сверкающую поверхность и уперся мой бессмысленный, как у всякого сытого-пьяного бездельника, взор. Но вместо собственной благодушной рожи я увидел в зеркале грузное бесформенное тело существа, боле всего похожее на тело белой лягушки, страдающей ожирением. Туша поросла пучками отвратительной, живой, шевелящейся шерсти; такая же флора-фауна окружала и рот чудовища, темный, влажный, такой притягательный, что...

Я взял себя в руки и отвел глаза. Какую-то долю секунды потратил, чтобы удостовериться: мое тело по-прежнему хранит антропоморфные очертания; следовательно, чудище в зеркале может быть чем угодно, но не моим отражением. И на том спасибо!