Альфред Ван Вогт - Антология мировой фантастики. Том 7. Космическая одиссея

Поколебавшись, Лестер медленно ответил:

— Показание шкалы просто фантастическое. Я не думаю, что нам следует пользоваться галактическим телескопом. Этот барьер может рассылаться лучом, сконцентрированным на нашем корабле.

Кент повернулся к людям, сидящим лицом к широкой разноцветной контрольной панели, и спросил:

— У кого-нибудь есть предложения или дельные соображения?

Гросвенф оглянулся, надеясь, что говоривший раньше объяснит свою мысль поподробнее, но тот молчал.

Теперь люди уже не осмеливались выступать так свободно, как при Мортоне, когда тот вел собрание. Так или иначе, но Кент весьма ясно давал понять, что считает мнение всех, кроме глав отделов, просто дерзостью. Было также очевидно, что он не считает некзиальный отдел правомочным. В течение нескольких месяцев он и Гросвенф были вежливы друг с другом, но старались видеться как можно реже. За это время исполняющий обязанности директора Кент, желая упрочить свои позиции, под разными благовидными предлогами внес в совет несколько предложений, дающих его отделу больший вес.

Важность правил, предусматривающих поощрение индивидуальной инициативы даже за счет производительности, мог бы — Гросвенф был в этом уверен — продемонстрировать только другой некзиалист. Он не собирался протестовать, и в результате еще ряд ограничений наслоился на и так уже опасно страдающую ограничениями жизнь корабля.

Из глубины контрольной первым отозвался на слова Кента биолог Скит. Он сухо заметил:

— Я вижу, что мистер Гросвенф крутится на своем стуле. Может быть, он вежливо ждет, пока не выскажутся более старшие? Мистер Гросвенф, что у вас на уме?

Гросвенф подождал, пока утихнет слабый всплеск смеха, к которому Кент не присоединился.

— Мы вас слушаем, мистер Гросвенф, — недовольно произнес он.

— Несколько минут назад кто-то предложил нам повернуть обратно домой. Я бы хотел, чтобы этот человек мотивировал свое предложение.

Ответа не последовало. Гросвенф видел, что Кент нахмурился. Действительно, казалось странным, что есть человек, не желающий подтвердить свое мнение, в какой бы форме оно не было высказано. Все с удивлением переглянулись.

В конце концов снова заговорил Скит:

— Когда было сделано это предложение? Я не помню, чтобы слышал его.

— И я! — эхом отозвалось несколько голосов.

Глаза Кента блеснули. Гросвенфу показалось, что он ринулся в спор, как человек, жаждущий личной победы.

— Позвольте мне прояснить этот вопрос, — нахмурился Кент. — Было такое утверждение или нет? Кто еще его слышал? Прошу поднять руки.

Все руки остались опущенными.

— Мистер Гросвенф, что именно вы слышали? — злобно процедил Кент.

Гросвенф четко произнес:

— Насколько я помню, слова были следующие: «Есть мнение, что корабль должен возвратиться домой», — он умолк, но, поскольку никаких замечаний не последовало, продолжил: — Кажется ясным, что сами слова возникли в результате стимуляции слуховых центров моего мозга. Кто-то чувствует сильнейшее желание отправить нас домой, и я его уловил… Я, конечно, не предлагаю это в качестве позитивного анализа.

Кент недовольно осведомился:

— Все мы, мистер Гросвенф, все еще пытаемся понять, почему именно вы, а не кто-то другой услышал это предложение?

И опять Гросвенф оставил без внимания тон, которым это было сказано.

— Последние несколько минут я как раз это обдумывал, — искренне сказал он. — Я не могу не вспомнить, что в период инцидента с Риим мой мозг был подвергнут стимуляции в течение довольно длительного времени. Вполне возможно, что теперь я более чувствителен к подобным связям. — Тут ему пришло в голову, что подобная чувствительность мозга могла быть причиной того, что он слышал шепот в своих изолированных экранами комнатах.

Гросвенф не был удивлен, заметив на лице Кента брезгливую гримасу. Химик показал этим, что предпочитает не вести разговоров о птичьем народе, и о том, что они проделали с сознанием членов экспедиции. Кент холодно проговорил:

— Я уже имел удовольствие слышать рассказы о вашем вкладе в этот эпизод. Если я не ошибаюсь, вы утверждали, что причина вашей победы над Риим крылась в том, что члену одной расы трудно контролировать нервную систему представителя другой формы жизни, совершенно ему незнакомой. Как же вы тогда объясните то, что некто, кем бы он ни был, махнул в направлении движения корабля, проник в ваше сознание и стимулирует с удивительной точностью те участки вашего мозга, которые произвели предупреждающие слова, только что повторенные вами здесь.

Гросвенфу показалось, что тон Кента, как он выбирает слова, и его самодовольство произвели на всех неприятное впечатление.

— Директор, тот, кто стимулирует мой мозг, может знать о проблеме общения с нервной системой пришельца. Мы не станем утверждать, что он говорит на нашем языке. Кроме того, подобное решение проблемы было бы лишь частичным, поскольку я — единственный человек, отозвавшийся на стимуляцию. Я считаю, что в настоящий момент нам стоит обсуждать не то, каким путем я ее получил, а почему и что мы должны с этим делать, — закончил выступление Гросвенф.

Глава отдела геологии Дональд Мак-Кен откашлялся и сказал:

— Гросвенф прав. Я полагаю, джентльмены, что нам следует взглянуть в лицо тому факту, что мы вторглись на чью-то территорию. И это значительный «кто-то».

Кент поджал губы, собираясь заговорить, но заколебался. Немного помолчав, он все же решил высказаться:

— Я думаю, нам следует быть осторожными, так как мы не располагаем достаточными для выводов фактами. Я считаю, что нам следует действовать так, как если бы мы находились перед лицом большего, чем у человека, интеллекта, большего, чем то, с чем мы сталкивались в известной нам жизни.

В контрольном пункте установилась тишина. Гросвенф заметил, что люди незаметно для себя приободрились. Их губы стали тверже, выражение лиц уверенней, Он увидел, что и другие заметили эту реакцию.

Социолог Келли заговорил мягко и успокоительно:

— Я рад… э… тому, что никто не высказывает желания повернуть назад. Отлично! Мы служим правительству и нашей расе, и наш долг — исследовать возможность новой галактики, особенно сейчас, когда доминирующая здесь форма жизни знает о нашем существовании. Заметьте, пожалуйста, что я одобряю предложение директора Кента и говорю так, как если бы мы были действительно вынуждены вступить в контакт с существами на высшей стадии развития. Их способность более или менее прямо воздействовать на наш мозг и стимулировать его означает то, что они совершенно явно наблюдают за нами и многое о нас знают. Мы не можем позволить себе, чтобы эти знания были односторонними.