Зиновий Юрьев - Быстрые сны

– Мужики, – вдруг сказала жена Васи, – а ведь Юрочка обдерет нас, как липку.

– Это почему ж? – спросил Илья.

– Да потому, что он читает наши мысли.

– Спасибо, мать, – растроганно сказал Вася, – а у меня и из головы выскочило.

– Точно, – кивнул Илья. – Разденет. Он такой. Олигофрены – они хитрые.

– Как хотите, – сказал я. – Я совсем забыл. Вы ж знаете, я начинаю читать мысли, только когда сосредоточусь.

– Ну конечно. А я вот прошлый раз сосредоточилась, и мне впаяли четыре взятки на мизере.

– Ты, мать, лучше не сосредотачивайся, – ласково сказал Вася, – это к добру не приводит.

Валентина густо кашлянула, повела могучими плечами, и Вася сразу сжался и затих.

– Ладно, – сказал я, – не хотите – не надо. Буду нести свой тяжкий крест. Играйте, выигрывайте, проигрывайте свои имения, погружайтесь в пучину разврата, а мы с Галей поехали домой.

– Нет, вы с Галей не поедете домой. Галя будет смотреть, как топят друг друга «Спартак» и «Динамо», а ты спокойненько, не спеша приготовишь ужин.

– А полы натереть не нужно? – деловито спросил я. – Или отциклевать? Я из тимуровской команды…

И в этот момент я услышал уже знакомую мне гулкую, набухшую еще не родившимися звуками тишину. Я замер и закрыл глаза.

– Юрка, – услышал я голос Ильи, – тебе плохо?

Скрипнул отодвигаемый стул. Я махнул рукой:

– Не обращайте на меня внимания. Все в порядке. Просто устал.

– Честно? – басом спросила Валентина.

– Честно, Валюша, не беспокойся.

Я снова закрыл глаза. Тишина все нарастала и нарастала. Она гудела во мне, заполняла меня всего, но никак не могла вылиться в слово, в образ, в мысль, в знание.

– Пика, – сказал Илья.

– Пас, – вздохнула Валентина.

– Трефы, – сказал Вася.

– Трефы мои.

– Тогда бубны. Не торгуйся, Илья. Это не в твоей широкой натуре.

– Уговорил. Бери.

– Бубны. Элементарные, – неуверенно сказал Вася.

– Кто играет шесть бубен, тот бывает убиен, – назидательно сказал Илья.

– Джамбул, – сказал Вася. – Певец векового карточного фольклора.

– Певец говорит «вист», – ехидно сказал Илья.

– Тоже, – сказала Валентина.

А тишина во мне все зрела и зрела и никак не могла разродиться. И я сидел тихо, терпеливо, как наседка. Я и был наседкой.

– Похоже, сударь, что вы без одной, – сухо сказал Илья.

– Боже, сколько в этом человеке злорадства, низкой корысти и стремления унизить ближнего! – плачущим голосом сказал Вася.

– Ах, Вася, если бы ты так писал, как говоришь, тебе бы цены не было, – задумчиво сказал Илья. – Сколько блеска, огня, любви к себе – и все из-за одной недобранной взятки. Какой же шедевр ты создашь, если сядешь на семерной без трех?

– Не пугай его на ночь глядя, – пророкотала Валентина, – а то он станет заикой. Я пас. Тебе что-нибудь дать. Юрка?

– Спасибо, я тоже пас. Все нормально.

И вдруг в голове у меня зажглась фраза.

Коротенькая английская фраза: «Спасибо, мисс Каррадос». И гулкая тишина в моей голове исчезла, погасла, словно приемник выключили.

Мисс Каррадос. Что такое мисс Каррадос? Кто такая мисс Каррадос? Связана ли она как-то с моим двойником, к которому, как и ко мне, протянулась с Янтарной планеты тонкая ниточка сновидений?

Тишина и ощущение ожидания были теми же, что и тогда в школе, когда я сидел между шкафом и скелетом. Но на этот раз я прочел фразу. Именно прочел. А может быть, все это мне только почудилось?

Ночью впервые за долгое время я видел вполне земной сон. Мне снился какой-то заграничный город. Я хотел догадаться, что это за город, но почему-то не мог никого спросить.

Я шел по небольшой улочке и слышал английскую речь, но понять, о чем говорят, не мог. И не потому, что не понимал слова и фразы, а потому, что они сливались. И я все старался расслышать, что же все-таки говорят прохожие, и не мог. Я напрягался, вытягивал шею – и не мог разобрать ничего.

Улочка, по которой я шел, была застроена одно– и двухэтажными домиками. На одном из более крупных зданий была вывеска. Я знал, что мне ее обязательно нужно рассмотреть, но почему-то не мог подойти поближе. Как будто на вывеске, небольшой медной табличке, было слово «банк». Да, "четыре буквы: «Банк». Очень похоже на «банк». А вот какой банк… Я даже мог пересчитать буквы. Их было семь, и первая… первая была очень похожа на букву "к" в слове «банк».

И больше я ничего не мог понять. Я проснулся с ощущением, что не сумел сделать то, что должен был. Я лежал в темноте, и незнакомая улочка, которую я только что видел, снова проплывала у меня перед глазами. Нет, это был не простой сон. Яркость картины, насыщенность деталями были такими же, как и янтарные сны. Но это была Земля. Люди говорили по-английски, я был в этом абсолютно уверен. Эх, если бы я мог прочитать название банка!..

Павел Дмитриевич пришел в неописуемое волнение, когда я позвонил ему утром. Голос его дрожал от возбуждения.

– Приезжайте к десяти, – сказал он.

– Павел Дмитриевич, – взмолился я, – меня выгонят из школы! Меня уже вызывала директриса.

– Я возьму вас в свой институт. Старшим лаборантом.

– Спасибо, Павел Дмитриевич. Меня уже звали лаборантом, сторожем и завхозом. Но я хочу преподавать английский язык. Или в крайнем случае циклевать полы.

– Вы будете циклевать полы в моем институте. Вам их хватит на всю жизнь. А вообще-то… Знаете что, так, пожалуй, даже будет лучше. Банк. Кто все знает за заграничные банки, как когда-то говорили в Одессе? Финансисты. Это мысль. Четыре часа.

Я пришел без десяти четыре, а без двух минут четыре в комнату ворвался Павел Дмитриевич, погоняя перед собой вальяжного молодого мужчину с элегантным плоским чемоданчиком в руках. На пухлом, гладком лице его застыло изумление.

– Это товарищ Рыженков, – сказал Павел Дмитриевич. – Я выкрал его прямо с работы.

Выкраденный Рыженков виновато улыбнулся. Должно быть, он не привык иметь дело с людьми типа Павла Дмитриевича.

– Товарищ Рыженков постарается помочь нам в определении национальной принадлежности банка, который видел Юрий Михайлович.

Товарищ Рыженков вытащил сигареты и вопросительно посмотрел на Павла Дмитриевича.

– Никаких сигарет, дорогой… как вас прикажете величать, а то «товарищ Рыженков» слишком официально.

– Никита Алексеевич.

– Так вот, дорогой Никита Алексеевич, спрячьте ваши сигареты. Курить будете, когда определите банк. И чем быстрее определите, тем быстрее закурите. Такой стимул вас устроит? Наполеон, как известно, запрещал своим помощникам ходить в уборную, пока они не управятся. Я не Наполеон и заменил туалет табаком.

Специалист по банкам несмело улыбнулся. Он никак не мог понять, куда он попал и что от него хотят. Он спрятал сигареты в карман и сплел перед собой пальцы рук, изображая готовность и внимание. Руки у него были такие же чистые и пухлые, что и лицо. И обручальное граненое кольцо тоже было новенькое и блестящее.