Николай Науменко - Фантастика 2003. Выпуск 1

В историю же русской художественной словесности Левшин вошел как идеолог концепции русского национального романа и основоположник в русской литературе исторической прозы. Но и в историю русской фантастики писатель вошел не только в качестве открывателя космической эры, но и как один из создателей жанра эпической фэнтези (или — романно-сказочного эпоса). Главный литературный труд В.А.Левшина — книга "Русские сказки" (1780–1783) — это не собрание сказок, а литературная интерпретация эпоса, серия самостоятельных повестей (позже их жанр литературоведы определили как "русская богатырская повесть"). Историки литературы полагают, что именно Левшин ввел в пространство русской прозы таких былинных персонажей, как Тугарин Змеевич, Добрыня и Алеша Попович.

Современники высоко ценили левшинскую эрудицию, его экономические и литературные познания, в советские же годы член Санкт-петербургского Вольного экономического общества и Итальянской Академии наук, писатель и энциклопедист В.А.Левшин с легкой руки В.Б.Шкловского заполучил репутацию "технического консультанта мелкопоместного дворянства" и "попутчика буржуазии"…

Космическая повесть "Новейшее путешествие, сочиненное в городе Белеве" современниками была встречена без энтузиазма, и долгие годы этот первенец космической НФ пребывал в безвестности. Лишь спустя два века сокращенный вариант повести был опубликован в сборнике "Взгляд сквозь столетия" (1977).

Не все рассуждения писателя пришлись ко времени. Ну, например, вот такие: "Безумные смертные! — вопиет Нарсим. — Сколь мало понимаете вы благость создателя! Сии точки, ограниченные в слабых ваших взорах, суть солнцы или тверди, противу коих земля наша песчинка. Но вы мечтаете, что все сие создано для человека; какая гордость! Взгляните на сие расстояние, равняющееся вечности, и поймите, что не для вас испускают лучи свои миллионы солнц; есть несчетно земель, населенных тварями, противу коих вы можете почесться кротами и мошками. Не безумно ли чаять, чтоб всесовершенный разум наполнял небо точками, служащими только к забаве очей ваших? Какое унижение!..". Довольно прогрессивные речи для своего времени. Идея множественности разумных миров даже в просвещенном XVIII столетии все еще представлялась крамольной. Непонятными и далекими от реальности казались современникам и восторженные размышления Левшина о будущем покорении человечеством межпланетного пространства, и уж тем более "безумные" (но такие провидческие!) мечты о создании… космического флота: "С каким бы вожделением увидели мы отходящий от нас воздушный флот! Сей флот не был бы водимый златолюбием: только отличные умы возлетели б на нем для просвещения". Право же, стоило русским фантазерам подзадержаться на Земле, чтобы затем первыми узреть сквозь века идеи Циолковского!

Итак, "Нарсим, размышляя о свойстве воздуха, никак не сомневался, чтоб нельзя было изобрести удобной машины к плаванию по оному жидкому веществу…". Вскоре герой повести изобретает такой "космический экипаж". Что же представлял из себя первый на Русси межпланетный корабль? "С каждой стороны ящика расположил он по два крыла, привязав к ним проволоку и приведши оную к рукояти, чтоб можно было управлять четырью противу расположенными двух сторон крылами одною рукою; равномерно и прочих сторон крылья укрепил к особливой рукояти". Вот на таком "планетолете" и отправился левшинский герой в путешествие на Луну. Нужно отдать должное Левшину — вероятно, он осознавал все несовершенство подобной конструкции для столь опасного путешествия. А посему и выстроил забавную, даже курьезную, научно-фантастическую гипотезу, опровергающую его же рассуждения о безвоздушном космическом пространстве: "Посему Нарсим немалую имел причину опровергать мнение, столь твердо принятое о тончайшем воздухе, наполняющем пространство между всех висящих в воздухе тел. Понеже, когда б воздух окружал только одни земныя тела, а не занимал всего пространства неба, притягательная сила тел не имела бы ни от чего себе препятствия, и большее тело привлекло бы к себе малое: поелику эфир, быв без воздуха, тонкостию своею не мог бы воспящать сильному действию магнитной силы. Таковым образом увидели бы мы Луну, присоединенную к Земле, а оную взаимно к Марсу и так далее". Честное слово, трудно было отказать себе в удовольствии процитировать эту столь "замечательную" гипотезу, ведь она — одна из первых ступенек к научной фантастике будущих времен.

По прибытии на наш спутник, Нарсим с восторгом обнаруживает не просто разумных обитателей, но высокоорганизованное и высокоморальное патриархальное общество "лунатистов", которые, к тому же давно овладели способом межпланетных путешествий и вовсю странствуют по ближайшим планетам (судя по всему, они достигли существенных успехов — единственное, что Левшин сообщает о лунных "космолетах" — их можно сложить и убрать в карман. До такого, кажется, еще не один фантаст не додумался!). Есть у них и свой местный герой-"косморазведчик" Квалбоко, некогда улетевший в разведывательную экспедицию на Землю и, видимо, так долго отсутствовавший, что Нарсима аборигены приняли за своего "блудного" соплеменника. Лунные приключения героя выписаны вполне в традициях литературной утопии того времени: установив доброжелательный контакт с селенитами, "первый русский космонавт" путешествует по утопическому государству инопланетян, знакомится с тамошними нравами, достижениями в культуре и науке, ведет философские и научные споры, некоторые из которых до смешного наивны (например, о несостоятельности гипотезы о безвоздушном пространстве), но многие рассуждения выглядят для своего времени прогрессивно. Ближе к концу утопическое сочинение Левшина приобрело черты социальной фантастики — критика земного общества (читай — российского) помешала повести увидеть свет отдельным изданием.

Многие десятилетия повесть В.А.Левшина оставалась едва ли не единственным сочинением космической фантастики в русской литературе. Лишь во второй половине XIX века Космос "легализовался" в произведениях отечественных фантастов.

И еще. Почти полтора столетия спустя «лунная тема» всплыла в фантастике советской — в неожиданном, так скажем, ракурсе. Но об этом — чуть позднее.

Принято считать, что ироническое определение инопланетян “зеленые человечки” родилось в США в середине 1940-х годов одновременно с появлением другого “инопланетного” термина — “UFO” (НЛО). Но так ли это?

Откроем утопическую повесть князя В.Ф.Одоевского «4338-й год. Петербургские письма», впервые опубликованную в 1835 году. Как известно, произведение не было завершено, и последняя часть его публиковалась в виде разрозненных фрагментов. Немало интересного мы там найдем. Например, такую загадочную фразу: «Зеленые люди на аэростате спустились в Лондон». Что это за люди? Скорее всего просвещенный князь имел в виду все-таки прибытие пришельцев. Может, тех самых пресловутых марсиан, вторжение которых спустя 63 года описал Герберт Уэллс?