Николай Науменко - Фантастика 2003. Выпуск 1

— Успокойтесь, — хмуро сказал Аркаша, — никто не будет мучить ни вас, ни мальчика… и тетушку Тамару тоже никакой сержант-сверхсрочник не замочит. Есть более тонкие методы… по-своему тоже неприятные… Что же до грубых… Тут, простите, моя вина, сглупил. Буду рапорт писать — честно упомяну. Прокололся как последний салага. Помните "чистосердечное", которое Фома заставил подписать Юрия Михайловича?

— Помню, — подтвердила я. — И при чем здесь это?

— Так вот, не сообразил я у Фомы бумагу-то отнять. Честно скажу, увлекся боем, в горячке вылетело. Короче, при нем она осталась, бумага. Увез с собой, подписанную. Теперь представьте, захотят они нагадить. Пошлют бумажку в прокуратуру, закрутится обычная следственная тягомотина. Чудовищная, неповоротливая, равнодушная к человеческой судьбе. Разумеется, наша Служба могла бы Юрия Михайловича отмазать… есть у нас такие рычаги. Но одно дело Юрий Михайлович, сотрудничающий с нами, и совсем другое — он же, который нас знать не знает. Таких и мы знать не знаем… Типа ты сам по себе…

Я резко остановилась.

— Ну не гадость, а? Кто-то мне тут про гуманизм напевал, про свои отличия от бандитов. Аркадий, отличий не вижу. Как выразился бы филолог Толик, те же яйца, вид сбоку.

— Так я ж и говорю, — сокрушенно вздохнул капитан, — облажался. Виноват. И попытаюсь вину свою исправить. Даже если события именно так и пойдут развиваться… я постараюсь сам какие-то меры принять. Есть некоторые знакомства… Но сложно, прямо скажу. Я кто? Капитан всего лишь. А тут чтобы дело в двадцать четыре часа закрыть, нужен генеральский уровень… по крайней мере полковничий. Понимаете?

Я понимала. И лишний раз думала о том, как же чертовски прав был старина Экклезиаст. Во многом знании много печали.

— Ну что, домой пойдем? — уныло поинтересовался Аркаша.

Жарко было и душно. Не иначе опять к вечеру натянет грозу.

Скользнула в Сеть — освежиться. Все-таки приятный такой холодок, пускай даже и серый. И что с того? В темноте все кошки серы, а я — заядлая кошатница. Не будь этой поганой аллергии — держала бы дома целый прайд.

Сеть, кстати, работала. Действительно кстати.

— Давайте-ка еще погуляем, — вынырнув, скомандовала я. — Покажете мне очередные местные красоты. Господи, и чего вам тут не сиделось? Работали бы где-нибудь на лесопилке… Свежий воздух, овощи со своего огорода, чистая совесть…

Домой мы явились аж к шести. Ощутимо пахло вечером и грозой. Натянуло сизых облаков, скользил пока еще осторожный, но слегка нагловатый ветерок. Витал над варнавинскими улицами аромат вишен, хотя до урожая больше месяца.

Похоже, капитану Аркаше и впрямь нравилось гулять со мной под ручку. Промелькивали в нем какие-то неслужебные интонации. А ведь по возрасту я ему не то что в матери — в бабушки гожусь… Утрирую, конечно. До бабушки не дотягиваю. Может, и впрямь харизма? Что ж тогда от меня дорогуша Иннокентий дал деру? И после была еще парочка близких сюжетов…

Вскружить, что ли, мальчишке голову? А смысл? Тем более, как еще на это посмотрит Юрий Михайлович? Собственно, мне-то какая разница? Его проблемы. И все же, все же…

— А мы уж думали, вас бандиты увезли, — с крыльца выпалил Олег. Особой тревоги за наши судьбы в нем, впрочем, не наблюдалось.

Вслед за ним вылез из дома Босс. В позаимствованных из бабкиного гардероба резиновых шлепанцах, с дымящейся сигаретой в пальцах. А ведь предполагалось, что будет спать.

— Я Олежке рассказал, — видя наши недоуменные лица, сообщил Юрий Михайлович. — В общих чертах, что помню.

— А много ли помните? — с интересом осведомился Аркаша.

— Вплоть до выноса тел. Ну, то есть когда вы этих братков на двор потащили. Потом отключился, да. Все-таки здоровье неидеальное, внутричерепное давление… бессоница.

— Курить бросайте! — велела я. — Причем немедленно. Нет, не сюда бросайте, а на кухне в мусорное ведро.

Босс нагнулся, подобрал окурок.

— Кстати, вы еще незнакомы, — продолжала я. — И как истинные джентльмены, жметесь, пока вас друг другу не представили. Итак, Аркаша, это и есть наш, так сказать, Босс. Юрий Михайлович Терлецкий. А это, — хищно взглянула я на Аркашу, — внучатый племянник Валентины Геннадьевны, Аркаша. Вернее, Аркадий Андреевич Котов. У него очень интересная профессия.

— Киллер? — поспешил ляпнуть Олег.

— Хуже, — парировала я. — Капитан ФСБ.

Уж если рубить собачке хвост, то милосердно. Сразу и под корень. Чуяла я, незачем турусы на колесах разводить. Пускай сразу все всё знают.

— Опаньки! — только и нашелся что сказать Босс. Аркаша посмотрел на меня укоризненно. Видимо, надеялся на вдумчивую терапию в отношении Юрия Михайловича. Но во мне сейчас проснулся хирург. Может быть, Олежкин папа…

— В дом, что ли, пойдемте, — деловито вмешался Олег. — Я, между прочим, ваши макароны дожарил.

И как-то сама собой родилась у меня хайку:

Меня мои предчувствия никогда не обманывают. Ждала грозу, хотела грозу — и вот, распишитесь в получении. Не успели поужинать — и грянуло. Ужинали пельменями — разогретые Олегом макароны оказались головешками, есть их было решительно невозможно. К тому же приходилось учитывать и Аркашу, которому сколько ни клади — все мало.

Едва лишь я поинтересовалась, хватает ли фээсбэшной зарплаты хотя бы на питание, как в стекла ударил ветер. Не тот шкодливый мелкий ветерок, что еще недавно трепал нам волосы — настоящий, матерый ветрище. Пришлось закрывать форточки, и вовремя — засверкало лиловыми вспышками разодранное от зенита до горизонта небо, зазмеились в чугунно-серых облаках бледно-голубые молнии — ну точно каналы в Сети.

— Как бы опять провода не порвало, — заметил в пространство Юрий Михайлович.

— А чего, классно! — сейчас же высказался Олег. — Опять при свечке посидите…

Нет, видала всяких наглецов, но таких…

— Кому не спится в ночь глухую, — сдержано начала я, — тот у меня будет решать задачи. Повышенной сложности, для математических кружков. Всю ночь будет решать, до посинения.

Я бы и еще сказала, но тут низвергнулся на землю ливень, и сразу стало невозможно общаться. Пришлось бы орать. А этого не люблю. Даже на детей, и то никогда не орала. Тихо всегда разговаривала, но от моего змеиного голоса кровь стыла у них в жилах. Да, было времечко… В библиотеке заметно скучнее.

Пронесло, уцелели провода. Хватило кровожадной природе и той, четверговой липы.

Когда ливень превратился в нудный дождь, стало возможным говорить о делах.

Я изложила диспозицию. Сухо и четко, словно доказывая теорему о сумме углов треугольника, расписала Боссу все гэбэшные плюсы и минусы, провела сравнительный анализ с бандитским вариантом. Насчет "интеллигентных методов давления" благоразумно умолчала, ни к чему. И без того на душе погано, словно мухоморов объелась. Чем убедительнее звучали мои речи, тем меньше я сама верила в эту лабуду.