Марина Дробкова - Неверное движение

Бело-лунный светильник на стене горит пронзительно и ярко, словно глаз софита. Декорации привычны до отвращения: широкая, как поле боя, кровать с атласными простынями, светлого дерева комод, на котором выстроена армия банок с кремами и пудрой, флаконов с вульгарно-дорогим парфюмом. Сегодня в ход пошло всё: чёрная тушь для ресниц, тени, кроваво-красная помада и такой же лак для ногтей. Ей не идёт этот цвет: она далеко не брюнетка.

Подхожу к кровати и медленно начинаю раздеваться. Она лежит и смотрит на меня, часто дышит, приоткрыв тёмно-красный рот, и грудь её поднимается-опускается, сдавленная тонким, слишком тесным бюстгальтером. Сквозь прозрачную ткань топорщатся соски. Она ждёт.

Чувствую, как кровь приливает к паху, наполняя пещеристые тела. Да, я знаю, что они там есть. Как знаю и то, чем через пятнадцать минут наполню эту женщину. Нелли. Шатенку тридцати лет.

Скидываю рубашку, расстёгиваю брюки. Нелли стонет и слегка дрожит.

Не торопись. Успеешь.

Стягиваю брюки и аккуратно вешаю их на спинку стула. Туда же укладываю носки и трусы. Нелли закрывает глаза. Ложусь рядом, атлас неприятно холодит. Застёжка на лифчике спереди. Грудь упругая и тёплая, в руке почти не помещается. Нелли стонет громче, не открывая глаз, выгибается мне навстречу. Сдёргиваю бельё, пальцами раздвигаю мягкую плоть. Снова стон. Её рука находит моё тело.

Однако до чего резкий свет! Но она хочет, чтобы я любил её при зажжённой лампе.

Глажу её бёдра. Так надо.

Она чуть расставляет ноги, развожу их коленом.

Я готов.

Чуть задерживаю дыхание и вхожу в неё.

Стон.

Мой выдох.

Отсчёт пошёл.

На стене пляшут уродливые тени. Бело-лунный глаз, не мигая, наблюдает за мной. Тикают часы. Я двигаюсь. Бегу за временем. Я успею.

Пластик окон не пропускает звуки большого города. Нелли стонет всё чаще, моё дыхание всё тяжелее.

Финал. Она кричит, впиваясь ногтями в кожу на моей спине. Потом, обмякнув, затихает.

Кончаю.

Всё, Нелли. Всё.

Поднимаюсь, иду в душ.

Струи стекают вдоль тела, будто извивающиеся змеи. Холодно. Поворачиваю кран, напор усиливается, от воды валит густой пар. Ещё жару. Больше. Больше. Кожа краснеет и будто раскаляется, но внутри — жестокий мороз. Наверное, даже адово пламя не в силах меня согреть.

Вновь открываю холодную воду, пытаясь смыть ощущение неизбежности.

Заворачиваю кран, вытираюсь и выхожу из ванной.

Нелли лежит с закрытыми глазами, разметав каштановые пряди по подушке. Помада на губах совсем не стёрлась.

Отвратительная лампа всё так же пялит свой единственный глаз — шпионит.

Подхожу ближе, наклоняюсь над женщиной. А ведь она могла бы быть красивой, даже несмотря на бледность, тонкие капризные губы и узкие бёдра. Но этот слишком выпуклый живот! Нет, она не беременна. Она просто не следит за собой.

Не слышу её дыхания. Наклоняюсь ниже, прикасаюсь пальцами к шее. Правее, вот так. Ничего.

Приподнимаю ей веко. Глаз Нелли тоже бело-лунный, зрачок неподвижен.

Рука безжизненно свисает с кровати.

Наконец выключаю надоевший до остервенения светильник. Действие окончено.

Прощай, Нелли.

Быстро одеваюсь и ухожу.

Проход между двумя небоскребами заканчивается тупиком. Раньше здесь стояли мусорные контейнеры, но служба уборки давно уже отказывается посещать подобные места.

Распотрошенная женская сумка, использованные презервативы, лежбище бездомного, старый велосипед.

Вильям, конечно же, струсил и пришел не один. Охранник тоже боится, но я вижу в нем не только животный ужас перед неведомым, но и страх разоблачения. Этот красавчик с рыбьими глазами и буйволовой шеей скорее всего спал с Нелли.

Вильям шарит правой рукой за спиной, и охранник подает ему кейс. Сам при этом поддерживает обмякшую тушу хозяина.

Улыбаюсь самой искренней улыбкой.

— Не бойся, Вилли. Я не смогу применить к тебе мое оружие. Не прячься.

Демонстрирую пустые руки и даже поворачиваюсь к нему спиной. Нет у меня никакого оружия. Брюки, рубашка и темный плащ, сейчас перекинутый через локоть. Разве может так выглядеть парень, представляющий опасность?

Не верьте слухам, друзья, положитесь на интуицию. Она не подводит никогда.

Напротив вас стоит старый приятель, с которым вы не виделись много лет. Вообще не виделись? Ай-ай, как вы могли его забыть. Вот же он — старина Дик. Или Джеймс? А впрочем, неважно.

Почему же вы задерживаете его в столь неприличном месте? Запахи рыбы, мочи, вшивой одежонки и мокрого картона. Шорох рваных целлофановых пакетов и крысиная возня.

Это все не очень приятно, окажите ему поскорей маленькую любезность.

Вилли протягивает мне кейс. Храбрец, даже не отдергивает руку, нечаянно коснувшись моей кожи.

Кажется, в прошлый раз я переборщил с таинственностью. Черные очки и отказ выходить на свет, просьба не курить при мне, переговоры возле кладбищенской ограды… Забавно было бы узнать, что он обо мне подумал.

— Там код на замке, 15-L.

Какой он смешной. Мне даже его немного жаль. Та породистая, но глупая самка не годилась ему в жены. Подобным типам нужна мягонькая пухленькая курочка с пусть и редкими, но ухоженными перышками. Которая вместе с ним заготавливала бы рождественские подарки, принимала гостей и упаковывала дань рэкетирам в пакеты из гипермаркета.

Сейчас он похож на большого ребенка, который ждет, чтобы я проверил коробочку и умилился сюрпризу.

В тени знаки на поворотных колесиках замка различаются плохо. Я достаю любимую зажигалку и щелкаю ногтем по хвостику мышонка. Набираю нужную комбинацию и приоткрываю кейс.

— О да! — восхищенно говорю я, пытаясь угадать цвет банковских резиночек, которыми перетянуты пачки. У меня в коллекции не хватает фиолетовой. — Уложено хорошо.

Чуть не забыл.

Запускаю внутрь руку и ворошу пачки, наугад вытащив одну из нижних.

— Все настоящее! — притворно обижается Вилли.

Охранник немного напрягается. Наверное, помнит, что любой широкий предмет можно использовать для прикрытия подготовки к неожиданному выстрелу.

Расслабься, парень. Ты же не забыл, что я пришел с пустыми руками?

Захлопываю кейс и приподнимаю руку в прощальном жесте. Сейчас, если душонка Вилли еще не совсем иссохла, должны последовать трогательные слова.

— Скажите… А она не очень мучилась? — с надеждой спрашивает Вилли.

— Уверяю вас, нет. Ей было хорошо.

На миг его лицо мрачнеет. Он уже не смотрит по-щенячьи мне в рот, а опускает взгляд ниже и ниже, останавливаясь в районе ширинки.

Не стоит гадать о размере, Вилли.

Лучше поищи себе менее блудливую жену, надеюсь, тебе повезет.

Я резко разворачиваюсь и ухожу. Если задержаться еще ненамного, то он придет в себя и начнёт канючить, выпытывая детали: «А что говорить полиции? А у нее шея сломана, да? Или она задушена? О, наверное, новый яд, который нельзя идентифицировать через полчаса после приема внутрь? Они точно ничего не заподозрят?».