Алексей КАЛУГИН - Журнал «Если» 2008 № 12

– Ты уверен, что хочешь такое подписывать? – спросила я. Хорошо уже, что там ничего не говорилось обо мне, в качестве дополнительного залогового обеспечения.

— Это просто стандартный текст. Ничего особенного.

— Тогда зачем он ему понадобился?

— Он таким образом ведет дела. И предлагает много денег.

— Слишком много. Как будто хочет нас купить.

– Ну и что? Если он богат и хочет транжирить, почему бы и нет* Просто он задел твои чувства тем, что игнорирует тебя.

Мне пришлось над этим подумать. Я все еще учусь самоанализу. Мне и так нелегко объяснить поступки Флойда.

Единственное, что я знала наверняка: сразу после подписания контракта Рудольф залез в частный контейнер (или капсулу – называйте, как хотите) и запустил себя электромагнитной катапультой по гиперболической траектории с длительностью полета всего в двадцать пять дней, что, наверное, обошлось ему в небольшое состояние, а потом по-ковбойски затормозил, облетев Сатурн, что доказывает или его полное безрассудство, или беззаветную веру в систему наведения контейнера. Впрочем, это сэкономило нам три недели, которые пришлось бы потратить на гонку за его капсулой и вылавливание. А может быть, им легко овладевала скука. Или он дорого ценит свое время. Как бы то ни было, я попыталась убедить Флойда, что поступки Рудольфа означают одно: он легко идет на риск.

– Не-а, – возразил Флойд. – Готов поспорить: он нанял дюжину спецов, и они ему рассчитали траекторию до микрона.

В корабле не нашлось каюты для Рудольфа, когда мы подобрали его контейнер. Наш корабль – всего лишь кабина, двигатели и захваты, а в кабине едва хватает места для пилотского кресла и закутка для физических упражнений. И пока мы не добрались до Япета и не наняли челнок для посадки, единственная разница между общением с Рудольфом на Земле и общением с ним же в полете свелась к отсутствию пауз между вопросом и ответом, пока сигнал летел к Земле со скоростью света, а потом возвращался. Да и Рудольф оказался не очень-то болтлив. В этом он немного похож на Флойда.

Зато капсула у него была впечатляющая: намного больше нашей кабины и гораздо лучше оснащенная. Всякий раз, когда он разговаривал с Флойдом по видеосвязи, я заглядывала через плечо, изучая ее. Флойд поступал так же.

— Похоже на каюту первоклассного лайнера, – заметил он, – только лучше.

— Намного лучше. – Хотя в такой глуши, как здесь, первоклассные лайнеры не летают. – И еще она набита оборудованием. Видишь ящик позади него? Это «Спектрум-12000».

— А что это? – спросил Флойд тоном, которого я научилась остерегаться.

Взрослея, я поняла, что Флойд не любит сократовский метод познания. Он называет его «игры в угадайку» и обвиняет меня в том, что я важничаю. А это странно, потому что когда я занималась страховым правом, то обнаружила: профессора права всегда учат таким способом, и никто их ни в чем не обвиняет. Но Флойд староват для студента, так что, может быть, причина в этом. В любом случае, ему это не нравится. К тому же, если говорить честно, я сама понятия не имела бы о том, что это за штуковина, если бы мы находились дальше нескольких световых секунд от инфосети на базе Япета.

— Такие анализаторы называют «лаборатория в ящике», – пояснила я. – Большая производительность, но низкая вариабельность.

— Что?

– Это значит, что он может прогнать много образцов, но проанализировать каждый лишь по нескольким параметрам. У него там целая куча всякой всячины. Я все еще пытаюсь догадаться, для чего нужны некоторые из них, но уже точно распознала детектор кварков и анализатор звездных спектров. Еще у него есть пять костюмов-«шкур», целая куча перчаток и ботинок, а также…

– Ну и что с того? Очевидно, он любит всяческие игрушки. Когда-нибудь я выкрою время и научусь лаконичности. Проблема в том, что в жизни столько интересного.

– Не совсем так.

Я смогла бы узнать больше, если бы у меня хватило решительности прощупать компьютерные системы контейнера Рудольфа. Флойд стал бы возражать, но я терпеть не могу тайн. Хватит с меня и того, что я добавила себе лишний год возраста, когда решила сдержать этот порыв. Но в тот единственный раз, когда я попыталась залезть в контейнер Рудольфа – просто чтобы слегка развернуть камеру и разглядеть кое-что получше, – я наткнулась на весьма серьезную охранную программу, которой едва не удалось меня поймать.

В итоге я располагала лишь чуть более полной информацией о Рудольфе, чем узнала из Сети – одновременно и обильной, и недостаточной. Если верить Сети, он разбогател на рынке фьючерсов – астероидный иридий, медь из срединно-океанского разлома – и даже кое на каких спекуляциях, касающихся гидротермальных скважин на Европе (если связанные с этими скважинами ограничения по охране окружающей среды будут когда-либо сняты). Насколько я могла судить, он никогда реально ничего не добывал, а только покупал и продавал права, но очень неплохо на этом заработал и, безусловно, мог себе позволить нанять нас на любой желаемый для него срок.

Однако ни одна из этих причин не объясняла присутствия оборудования и приборов в его контейнере.

Но Флойда это не волновало:

– Расслабься, ладно? Он всего-навсего богатый старатель, играющий в туриста. Что в этом странного? И зовут его Т.Р., черт побери.

База Япет находится на поверхности этого спутника Сатурна, и ни контейнер Т.Р., ни корабль не рассчитаны на жесткую посадку. Это означало, что нам наконец-то предстоит встретиться лично, на борту челнока.

Лицо Рудольфа на экране соответствовало его носу: широкое и красное, с гривой вьющихся волос, нависающих над кустистыми бровями, и с щеками, усеянными крапинками, которые в будущем могут потребовать услуг онколога. Космические ожоги? Или слишком много дней в тех местах Земли, где поврежден озоновый слой? Поиски в Сети не дали ответов, но его внешность выказывала человека, который систематически пренебрегал УФ-фильтрами. Его опенка по моей шкале поднялась на пару пунктов. Где бы он ни рисковал заработать меланомы, происходило это в суровых местах и в условиях, которых большинство богатых людей предпочли бы избежать.

При личном контакте он отнесся ко мне не лучше, чем при общении через коммуникатор. Он сосредоточился на Флойде, пожав ему руку так крепко, что я даже почувствовала, как тот поморщился, хотя я и не подключена к его тактильным ощущениям. Рудольф широко улыбался, голос был таким же дружеским, как и рукопожатие, и еще он постоянно обнимал Флойда за плечи и приближался к нему, когда говорил – как будто в его голосе не хватало децибел! Как написано в книгах по психологии, такое поведение типа «свой в доску парень» означает всего-навсего «правильного мужика, слегка вышедшего за границы своей зоны комфорта». Но я продолжала гадать, не слишком ли нарочито такое поведение Рудольфа.