Евгений Акуленко - Ротмистр

– Глядите, хлопцы! Колдун!

Заинтересованные представлением казаки обступили кругом, давали советы.

– А нут-ка, дядя, прокляни басурмана! Туды ему в шишку!

– Шибче, шибче долби! Я зараз сам спляшу!…

– Велите вашим людям не мешать, – попросил Вортош.

Ревин сделал знак и казаки притихли.

Хан никак не реагировал на происходящее. Он глотал дым из костра, дергался в такт рваному ритму, приседал, мотая головой, от чего пушистый хвост выделывал замысловатые фигуры.

– Однако должен заметить, – проговорил Ревин, – что подобной выходки я не ожидал. Еще мне шаманских плясок в расположении не доставало… Медведей, цыган… Черт знает, что такое! Вынужден просить вас передать вашему коллеге, что подобное поведение недопустимо.

– Можете звать его Шалтый…

Вортош помолчал.

– Некоторые наши поступки могут показаться вам странными. Или даже нелепыми. Но поверьте, им существует вполне прагматическое объяснение. Боюсь накликать ваш гнев, но подобное действо Шалтый вынужден исполнять регулярно.

– Диву даюсь, – пробормотал Ревин и сделал попытку уйти, – что вы за человек?…

– Я вас прошу, Ревин, – Вортош удержал за локоть. – Прошу, требую! Верьте мне!

– Это очень трудно сделать.

Стук бубна оборвался. Некоторое время Шалтый стоял, глядя невидяще перед собой, покачивался, как тростина от ветра. И вдруг рухнул наземь словно подкошенный. Вортош бросился к нему, сел на колени, наклонился к самому лицу. Монгол говорил что-то, еле шевеля губами.

Ревин не стал дожидаться окончания странной сцены и отправился спать. Но даже не успел раздеться, как к нему в палатку без всякого предупреждения ворвался Вортош.

– Я, конечно, понимаю, что петербургские ученые народ занятой, – Ревин выразил свое неудовольствие, – но любезный Вортош, в следующий раз утрудитесь хотя бы деликатным покашливанием. А то ж могу пальнуть спросонья… Что стряслось?

Даже в неверном свете походной лампы бросались в глаза разительные перемены, произошедшие с ученым. На его лицо словно снизошла могильная тень.

– Господин, полковник, – неожиданно резким голосом объявил Вортош, – прикажите вашим людям седлать лошадей. Мы выступаем!

– Помилуйте! Что за вздор?

– Выполняйте!

– К чему такая спешка, объясните! Экспедиция пропала месяц назад. Что может значить одна ночь?

– Расхожее заблуждение считать, что прошедшее время как-то влияет на текущий момент.

Некоторое время Ревин и Вортош ломали друг друга взглядами.

– Хорошо, – сдался Ревин, – допустим ваши оккультные науки предписывают выступать немедля. Сочетание звезд, я не знаю, карма…

– Звезды не при чем, – перебил Вортош. – Дорога каждая минута. В том числе и эта, которую я потратил на спор с вами. Чего, к слову говоря, делать не должен.

– Простите меня, господин Вортош, – съязвил Ревин, – но исходя из элементарной математики, мы покроем большее расстояние, выступив засветло. Лошади отдохнувшие и пойдут хорошим ходом. Гнать их ночью – безумие. Они переломают себе ноги, а нам шеи. К тому же речь идет, – Ревин взглянул на брегет, – о четырех-пяти часах.

– Время имеет свойство течь по-разному. Этого элементарная математика не объясняет, но я легко докажу вам на примере, – дыхание Вортоша сбилось, на щеках заплясали желваки, вздулись жилы на шее. – Одно дело почивать с дамой на перине, – ученый глубокомысленно указал подбородком в сторону, где за матерчатой перегородкой жила Айва. – А другое… сидеть на колу! Я… Прошу вас, – добавил он спокойнее.

Собирались кубарем. Полусонные, с неразлипающимися глазами казаки, заплетаясь в постромках, седлали лошадей. Путали в темноте поклажу, бранились. Кто-то в суматохе пальнул из карабина, от чего с испугу подорвали кони.

Внешне Ревин оставался спокойным, на солдат не орал, оставляя это удовольствие Семидверному и десятникам. Остругивал прутик, сидя на деревянной колоде, да разглядывал насколько позволял свет костров нетерпеливо прогуливавшихся поодаль ученых, уже готовых к предстоящему маршу.

Шалтый напялил кольчужную безрукавку, сплетенную из двух слоев крохотных колечек. Лысое его темя прикрывала проклепанная кожаная шапка с острым верхом. К поясу шаман прицепил широченные крутоизогнутые ножны. Что за сабля покоилась в этих ножнах, Ревин боялся себе вообразить. По его представлениям она должна была больше походить на секиру. Вообще, если бы не добротного английского сукна серо-зеленый костюм и не револьвер в кобуре, Шалтый походил бы на монгольского воина средних веков. Или на шамана, что господам ученым виднее.

Коллега его ничем экстравагантным не отличался. Если не считать странного вида деревянного футляра, притороченного к седлу. Ревин также отметил на поясе Вортоша револьвер, и, не сдержавшись, позволил себе замечание.

– Судя по вашему воинственному виду, господа ученые, вы собрались в рукопашную?

– Предполагаю, что там, куда мы отправляемся, с мелкоскопом делать нечего, – парировал Вортош.

– Уж смею вас заверить! – усмехнулся Ревин. – Я забыл поинтересоваться, вы в седле-то сидите?

– Мы сидим в седле…

Мимо, не удостоив никого взглядом, прошествовала по-походному одетая Айва, ведя в поводу жеребца. Жеребец этот был оставлен пленнице распоряжением Ревина. То есть Айва имела разрешение забирать его из стойла, чистить, купать и прогуливаться верхом. Но на деле все обстояло не совсем так, это девушка не позволяла никому приблизиться к своему любимцу. Да и сам жеребец характером в хозяйку, норовил зарядить копытами да драл зубами почем зря. "Сатана башибузучья", ругали его казаки.

– Могу я поинтересоваться, сударыня, куда вы собрались? – нахмурился Ревин.

– Я еду с вами!…

– А на кой нам вас не доставало?

– Ну, вам же нужен проводник!…

– Вы никуда не едете!… И откуда у вас ятаган, скажите на милость?

Айва вскинула голову, не удостоив Ревина ответом.

– Семидверный! Почему у пленного оружие?

– Дык… Тово… Не могу знать ваше высокоблагородие! Прикажете отобрать?

Айва угрожающе зашипела и схватилась за эфес.

– Отставить! – махнул рукой Ревин.

– Я здесь не останусь! И вообще!…

– Сударыня! Я вас сдам, в конце концов, контрразведке! Поедете в Сибирь на поселение шить рукавицы.

Айва поджала губки. В глазах ее блеснули слезы.

– Евгений Александрыч, да возьмите вы ее! Может хоть сбежит по дороге…

– Тьфу! – Ревин в сердцах плюнул. – Черт знает что! Урядник, стройте сотню!

Ночь наполнилась топанием копыт, бряцанием оружия. Каждый казак вел с собой по пристяжной лошади, чтобы, пересаживаясь, давать им попеременно отдых на бегу. Надо понимать, что порядка в строю, это обстоятельство не прибавляло.