Евгений Акуленко - Ротмистр

Ревин проскакал мимо на своей никак не желающей просыпаться кобыле, пообещал зло, оставаясь для многих невидимым в темноте:

– Погодите, черти! Я вас научу собираться в срок! Вернемся, дважды за ночь поднимать буду по тревоге!

– Чавой обещал полковник-т наш? – крутили головами казаки.

– Сказал, когда возвернемся – отоспимся!

– А-а! Эт само собой!…

Непроглядная тьма вскоре рассеялась – южная ночь черна, но коротка. По предрассветной прохладе лошади бежали бодро. Рделись багрянцем вершинки сосен, обещая жаркий день, поднималось из-за горных хребтов сокрытое розовым маревом ярило.

Айва скакала отдельно от сотенной колонны в гордом одиночестве. Едва рассвело и на земле стали различимы рытвины и камни, девушка распластала своего скакуна в намет и стрелой скрылась из виду. У Ревина даже мелькнула мысль, что подалась вольная пленница к своим. Но нет, Айва то и дело появлялась на виду и снова уносилась прочь.

– Отожрался овсу, буйволюка, – скалились казаки, провожая глазами ее крупного жеребца. – Жирует…

– Лошадей надо попоить, ваше высокоблагородие, – попросил Семидверный. Воротничок его мундира, плечи и ложбинка между лопатками потемнели от пота. – Пошагать бы чуток, а то горячие кони-то со скачки такой, да и парит, как в бане. Загубим, не приведи Господь…

Ревин кивнул. Сотня перешла на шаг.

– Как путем вы намерены продвигаться? – с Ревиным поравнялся Вортош.

Все-таки ученый ездил верхом неважно. Старался держаться слишком классически, слишком правильно, выказывая недостаток опыта. Он проскакал несколько часов в изрядном напряжении, устал, хотя старался не показывать виду. А вот его коллега сидел в седле, как в кресле, расслабленно прикрыв глаза. Ревин мог бы побиться об заклад, что в таком положении монгол ухитрялся дремать.

– Вы не находите, Вортош, что это чисто русская традиция, сначала бежать, сломя голову, а потом вдруг задуматься, собственно, куда?

– Это вам виднее, Ревин, поскольку я по национальности чех…

– Тогда не чисто русская, согласен.

Ревин достал планшетку с картой, отер ладонью пыль.

– Мы сейчас вот здесь, юго-западнее Карса. Я предлагаю обойти хребет Аллахуэкбер, – Ревин прочертил пальцем полукруг, – далее на юг, миновать Олту и за Хасанкале перейти Аракс.

– А почему мы свернули с дороги на Эрзерум? Это же прямой путь!

– Прямой – не значит короткий. Уж простите мой менторский тон. На пути Зивин – хорошо укрепленная крепость. К тому же, есть сведения, что Мухтар-паша собрал большое войско. Там второго Ардагана с барабанами, знаменами и прочим шапкозакидательством не будет, можете поверить. Соваться в эту мясорубку бессмысленно, мы там просто не пройдем.

– А если обойти с востока? Там и крюк меньше.

– Смотрите. Со стороны осажденного Баязета на Эрзерум идет Тергукасов. Если он соединится с основной колонной, то для турок это означает катастрофу. Турки это понимают не хуже нас с вами и, естественно, стараются не допустить. Здесь труднодоступная местность, река Аракс и такие густые дозоры, что через них с трудом проходят даже лазутчики. Обозы за собой Тергукасов не тащил, шел налегке, поэтому его войска измотаны и обескровлены. По последним слухам, тут, у местечка Даяр, – палец полковника постучал по карте, – генерал принял бой, оставил дальнейшие попытки прорыва и повернул обратно к границе, – Ревин убрал планшетку. – У нас попросту нет другого пути…

На водопой остановились у болотистого заросшего камышом озерца, оставленному, по всей видимости, идущей с гор весенней водой. Вода эта каждый из года в год кроила местность по своему усмотрению, засыпала дороги, перерезала тропы глубокими ущельями, окончательно подрывая доверие к устаревшим трехверсткам, составленным еще во времена первой турецкой компании.

Ревин спешился, бросил повод подбежавшему денщику и расположился на пригорке под алычовым деревом. Вытянув гудящие ноги, ждал, пока напьются две сотни лошадей. Парило поднимавшееся к полудню солнце, заставляло липнуть к зудящему телу одежду. Казаки, скинув исподнее, влетали с гиком в воду, с наслаждением брызгались, терлись вместо мочалок пучками травы.

На холм, нарушив одиночество Ревина, взбиралась Айва. Следом семенил, как преданная собачонка, ее разнузданный жеребец, тыкался настырно в руку, выпрашивая сахар.

– Сударыня! Нам нужно объясниться!

Девушка послушно присела рядом, поджав колени. Иногда она была сама кротость.

– Сударыня! – начал Ревин. – Я не знаю, что вами движет. И не знаю, что вас заставило отправиться в этот поход. Повторяю еще раз, что вашу свободу я не ограничиваю. Дайте честное слово, что не поднимете оружие против русских солдат и можете отправляться на все четыре стороны. Хоть сейчас.

– Ты хочешь, чтобы я ушла?

Когда рядом никого не оставалось, девушка говорила Ревину "ты".

– Айва. Идет война. Мы будем убивать ваших соплеменников, а они будут убивать нас. Может завтра, может через полчаса. Какую роль вы себе уготовили? На чьей вы стороне?

– Ни на чьей. Я сама по себе. Мне одинаково противны и те, и эти… Ты забыл, что я наполовину сербка. Сотни лет турки режут сербов. Во мне смешалась кровь непримиримых врагов, во мне только ненависть. Ко всем! Ко всему белому свету! И даже Бога у меня два, наш Аллах и ваш Иисус… Ты не взял мою жизнь дважды. Ты не просто отпустил меня тогда, ты растоптал мою гордость. Победить тебя я не в силах. Мне остается только ждать, когда я смогу спасти твою жизнь. Поэтому прошу, не гони… Позволь мне расплатиться!…

– Хорошо, – Ревин вздохнул. – Спасайте. Только дитя вы еще, сударыня, если честно…

– А вот жалеть меня не смей! – Айва вскочила, сверкнула глазами. – А то убью!…

Порыв ветра донес звук выстрелов. Верховые из боевого охранения заворотили головами, раздумывая видно, гром ли это, или просто причудилось.

– В ружье! – не своим голосом заорал Ревин.

Несколько секунд на нерешительности постовых он выгадал. Но этого было бесконечно мало, чтобы успеть выстроить сотню в боевой порядок. У пруда поднялась суматоха. Кто-то прыгал на одной ноге, не попадая в сапог, кто-то в спешке взнуздывал коня, раздирая тому рот, кто-то мчался в белых кальсонах к оружейной пирамиде.

Выстрелы повторились более отчетливо и следом показался наш дозор разъезд, неся на плечах ораву всадников.

Казаки мало помалу прибывали в строй, но больше половины отряда еще шаталось в непотребном состоянии. На сей раз, схлестнуться предстояло не с живописно одетыми башибузуками, а с низамами – регулярной турецкой конницей. Завидев в стане врага смятение, те решились на атаку с налета, нахлестывали лошадей, стремительно сокращая расстояние. Ревин навскидку оценил численность отряда сабель в полтораста. Может поменьше, но уж точно больше сотни.