Максим Лучинин - Повестка в космос

Я наконец смог распрямиться, принять позу более соответствующую человеку. Хотя на человека сейчас походил с большой натяжкой. Голова набрякла, как вымоченный куль белья. На глаза давили отекшие веки, приходилось сознательным усилием поддерживать их в открытом положении. Вдобавок лицо саднило, каждое движение сопровождалось облегчающим чувством прохладного ветерка, скользящего по коже. Не только лицо, но и все тело зудело. Осторожно приподняв футболку, я увидел покрытые красными полосами живот и грудь. Задрал рукава куртки — руки тоже горели ожогом.

Но все эти травмы, висящие на теле болезненным, тяжелым грузом, говорили об одном: я — жив. Это было самым главным. Та невыносимая мука, что я вынес, вела прямиком к смерти. Обнаружить после этого, что я двигаюсь, что могу даже стоять, — казалось невозможным, нереальным. Коллапс пространства, который я видел и который навсегда вжился в мой хребет пережитой болью, опустошил душу и заставил потерять ту часть, тот стержень, что делал из меня того, кем я был и кем себя ощущал. Боль заставляла отказаться от всего, за избавление от нее я был готов заплатить любую цену, отдать все, что для меня дорого и ценно. И хотя я не сделал это буквально, никому не отдал и не заплатил, но сам факт моего внутреннего согласия лишал меня смысла существования. Теперь же дискомфорт, ощущаемый каждой клеточкой моего измученного организма, воз-вРащал к жизни, напоминал и не давал забыть, что я — человек, что я жив и снова отвечаю за себя.

Еще раз огляделся. Вмятина сплющила корабль с левой стороны, придавив командную площадку и, скорее всего, все левое крыло. Неяркий свет от бокового обода, опоясывающего стены, падал на кошмарные искореженные поверхности. Но раз я жив, значит, корабль не разгерметизировался. Где мы находимся? Что случилось после коллапса? Где истант?

Я обогнул торчащие куски металла. Закругляющееся полотно лобового иллюминатора проваливалось в космос черной дырой, наполненной сиянием звезд. Я не был готов сейчас любоваться чем бы то ни было, но при виде открывшейся в иллюминаторе картины у меня отвисла челюсть. Оперевшись о прозрачную поверхность разбухшими ладонями, я застыл. Красота зрелища заставляла забыть даже о боли.

В бездонной черной глубине сияло божественное колье, развернутое полукругом от края до края пространства. Мириады звезд услаждали взгляд сиянием драгоценных камней. Красноватые и желтые, голубые и цвета морской волны. Разбросанные хаотично, они сверкали отдельными бриллиантами, соединялись в крупные огни, висевшие в паутине широкой полосы дымчатой алмазной россыпи. С правой стороны колье заворачивалось вдаль, теряясь в огромных пылающих огнях, почти сливающихся друг с другом, уходящих вглубь насколько хватало взгляда.

Пораженный, я не мог двинуться с места. Не знаю, сколько времени я простоял, разглядывая эту красоту. Мне хотелось впитать ее всю, запомнить, чтобы потом иметь возможность снова и снова наслаждаться ею. И от иллюминатора я смог оторваться только тогда, когда выпил все увиденное до дна, насытившись до кончиков ушей.

Обернувшись, уперся взглядом в изувеченные внутренности корабля. Контраст с царившей за иллюминатором красотой бил в глаза. Ужас, пережитый и переживаемый маленькой частичкой, в противовес безмятежной красоте бесконечного космоса. Неужели страдания свойственны только мелкому? Только крохотные твари обречены испытывать тяготы жизни, а безбрежные просторы всегда холодны и спокойны? Или все в мире равновесно? И то божественное скопление звезд тоже страдает, причем пропорционально своим размерам? В это не верилось. А может, просто не хватало мозгов, чтобы представить возможность такого.

Я продолжал рассматривать продавленный потолок. И как только корабль не разгерметизировался после такого повреждения? И долго ли он еще сможет продержаться? Ведь малейшая дырка — и я, застыв в ледяную статую, навсегда останусь любоваться здешними звездами. Может быть, спасло от разгерметизации то, что корабль управлялся истантом, который отчасти и творил его, мог мгновенно изменить, подправить… Где же он сам?

Я оглядел оставшееся пространство мостика, но никого не обнаружил. И тут же я вспомнил о раненых. Господи, как они вынесли произошедшее!

Ковыляя, я побежал в главный коридор и в самом его начале наткнулся на огромный кусок мяса, перегородивший путь. Похолодев, я уперся взглядом в обнаженную открытую плоть, словно стараясь оттолкнуть ее от себя. Вздрогнул — и меня вырвало. Согнувшись, я, словно загипнотизированный, скосил глаза на отвратительное зрелище. Внезапно я понял, что это истант, и желудок снова сжался в комок. Тошнить было нечем, я просто хрипел, сплевывая тягучую слюну. Истанта вывернуло наизнанку. Я не понимал, как это могло быть.

Прижимаясь к холодной стене, я обошел его и увидел еще более страшное зрелище. Я раньше никогда не терял сознание от страха, а здесь…

Не выжил никто. Тела были в беспорядке разбросаны по коридору, свалены бесформенными брусками в кучи, переплетались вывернутыми конечностями. Очнувшись, я зажмурил глаза и хотел уползти из этого кошмарного места. Но вдруг хоть кто-нибудь выжил? Я поднялся, зажал рот ладонью и прошел весь коридор, внимательно вглядываясь в тела. Прикасаться к ним было выше моих сил… Выбежав из коридора, я снова свалился на четвереньки. Рвотные спазмы выгибали тело дугой, но мне оставалось лишь стонать…

Корабль летел. Постепенно я заметил это по смещению звезд. Жемчужное колье уплывало чуть вправо. Определить скорость не представлялось никакой возможности. Пять километров в час? Сто миллионов километров в час? В школе мы такого не проходили. Да и что это было? Движение по курсу или же произвольное перемещение под влиянием тяготения ближайшей звезды? Истант погиб. Что двигало кораблем?

Я попытался отыскать двигатель, какие-нибудь устройства управления. Капитанский мостик разрушен, но и раньше я не видел на нем никаких штурвалов, кнопок или рулей. Не было даже пилотских кресел. Собственно, истантам ничего этого и не нужно. А вот мне бы сейчас пригодилось! Хоть бы командный экран работал! Но место, где он был, напоминало район крушения самолета. Иллюминатор же просто открывал вид вперед. Я прощупал его весь, в надежде, что тут сенсорное управление. Но иллюминатор оказался простым окном, а стены — металлом.

В поисках двигателя я обошел оставшуюся целой часть корабля. Боковой коридор с правой стороны остался невредим. В него выходили двери пяти кают. Созданные для людей, каюты были обустроены кроватями, столиками, кабинками уборных, совмещенных с душем, — точно такими же, как на станции. Я даже нашел пару пустых пластиковых бутылок и носки, оставленные кем-то из пассажиров. Однако и в каютах не оказалось ничего, что имело бы отношение к управлению кораблем. Внимательно осмотрев стены в коридоре, я не обнаружил никаких люков, никаких дверок, никаких щитков. Машинное отделение тут отсутствовало по принципу, а инженерные сети, если они существовали, не предусматривали ни ремонта, ни замены. Корабль показался мне выточенной деревяшкой: внутри устроены удобные норки для пассажиров, а все остальное — цельный кусок.