Николай Симонов - Сидоровы Центурии

— Так не надо было дудеть. Это вам ни какая-нибудь волшебная флейта Моцарта, а Рог Царя Соломона, который он изготовил на 40-й день после смерти своей любимой Суламифь, чтобы вызывать ее на свидание из загробного мира. Но Всевышний, сжалившись над стариком, позволил ему после определенного сигнала, который он на роге сыграет, заново пережить тот год, когда он впервые встретил свою самую любимую женщину. Соломону, в конце концов, надоело и это, и он умер со словами: "Суета сует. Все — суета". Рог же, спустя сотни лет, оказался в распоряжении персидского звездочета Балтазара, который его магический секрет так и не смог разгадать, и надеялся на то, что это сделают его потомки. И у вас, Сергей Сергеевич, наверное, благодаря мундштуку, очень даже неплохо все получилось.

В их беседу вмешался камердинер, которого Сергей Сергеевич заставил-таки надеть овчинный тулуп:

— Вы, сударь, наверное, из театра высоковельможного пана, что давеча останавливался в имении их сиятельства на ночлег? — поинтересовался он у карлика и, не дожидаясь ответа, предложил "отличной водки", которую он делает сам, "и даже сам батюшка протоирей ею не брезгует".

— Отчего же, неси свою водку, а на закуску соленый огурец, причем, весьма охотно, приемлю, — согласился карлик.

Далее, из разговора с карликом выяснилось, что Сергей Сергеевич вправе отказаться от услуг магистра рога, если он, исполнив ту же самую мелодию, выбросит рог в открытый огонь. Сергей Сергеевич в ответ заявил, что готов сделать это хоть сейчас, но дуть ему было не во что, так как рог висел за спиной у карлика на пунцовой гарусной тесьме с кистями. Как это случилось, Сергею Сергеевичу было совершенно не понятно.

— Извольте вернуть мне рог! — попросил Сергей Сергеевич, стараясь казаться вежливым, и даже протянул к карлику руку, чтобы забрать у него магический музыкальный инструмент. Но карлик медлил.

— Неужели вы не хотите хотя бы один год пожить веселой и беззаботной жизнью богатого русского аристократа, подполковника, и одного из самых завидных женихов России по состоянию на 10 января 1825 года? — искушал он Сергея Сергеевича.

— Забавно все это, конечно, — подумал про себя Сергей Сергеевич, — и спросил у карлика, нельзя ли ограничить время его пребывания в качестве "его сиятельства" двумя-тремя сутками, но не более. Его также интересовал вопрос о том, где в настоящее время пребывает его двойник?

— Никакого двойника нет. Вы и есть тот, кто вы есть, хотя и при другой внешности, — заверил его карлик, принимая из рук старого камердинера рюмку водки. Опрокинув же ее себе в рот, он причмокнул от удовольствия и попросил еще. Когда камердинер отошел к своему походному буфету, карлик отдал Сергею Сергеевичу магический рог, усмехнулся и… исчез.

Пока Сергей Сергеевич раздумывал, что ему делать, два светловолосых чубатых парня в зеленых кафтанах с золотыми галунами, похожие друг на друга, как братья-близнецы, подвели к нему белого коня, морду которого украшала изогнутая металлическая пластина с цепочками, декорированная чеканным растительным узором. Сергей Сергеевич повесил рог за спину и неловко вскочил в седло, обтянутое бархатом вишневого цвета, удивляясь, какое оно легкое и удобное.

Оглянувшись же назад, он увидел выстроившихся друг за другом всадников. Все они держали на длинных поводьях борзых собак: по две и даже по три. Всадников было человек двадцать, следовательно, собак — не менее пятидесяти. Псы, безусловно, были очень красивы, а те, кто держал их в привязи (своре), настолько колоритны и правдоподобны, что у Сергея Сергеевича не могло возникнуть никаких сомнений: он попал не на съемки художественного фильма, а в реальное историческое время, соответствующее первой четверти XIX века.

— Разомкнись в проводку! — закричал кто-то сзади, и Сергей Сергеевич, машинально, уздой и шпорами, дал своей лошади указание двигаться вперед, но не очень быстро, соблюдая автомобильную дистанцию со следующим за ним всадником.

— Ваше сиятельство, разрешите травить зверя по дороге? — обратился к нему подъехавший к нему всадник на вороном коне, которого Сергей Сергеевич уже мельком видел, но не разглядел. Это был рослый детина с русой бородкой, одетый в кафтан с черною обшивкой на воротнике, обшлагах и карманах. На голове — меховая папаха, из-под которой выбивался лихо закрученный чуб.

Сергей Сергеевич не был специалистом охотничьего дела, а тем более псовой охоты — любимого развлечения русских дворян-помещиков — владельцев земельных угодий и крепостных душ. Впрочем, он читал роман Л.Н. Толстого "Война и мир" и кое-что стал вспоминать. В псовой охоте, описанной классиком мировой литературы, участвовали конные охотники со специально обученными сворами гончих и борзых. Гончие выгоняли зверя на открытое пространство, а борзые догоняли и убивали его. Он даже вспомнил, что охотники с борзыми назывались борзятниками, а охотники с гончими — выжлятниками. Но в данном случае гончих собак и выжлятников почему-то не было…

Из раздумья его вывел знакомый дребезжащий голос карлика:

— Ooccasion est cbauve.

Магистр рога исчез только визуально и наблюдал за Сергеем Сергеевичем и всем происходящим со стороны, и, вероятно, давал ему голосовую подсказку.

— Случай за хвост не поймаешь, — сказал вслух Сергей Сергеевич, переведя известную французскую поговорку на русский.

Рослый детина, которого было бы более правильно назвать "ловчим", то есть исполнительным директором псовой охоты провел рукой по русой бородке и улыбнулся. Голубые глаза его оживились огнем понятливости и веселья.

— Видел возле скирд с сеном жировочные заячьи следы, — настаивал ловчий.

— Какой дерзкий мужик! — подал голос магистр рога, но уже по-русски.

— Ладно, на ваше усмотрение, — согласился с ловчим Сергей Сергеевич, и пришпорил коня.

— В наездку, марш! — закричал ловчий, и охотники, вклинившись в белоснежное поле, начали разворачиваться во фронт, с интервалами между собой по 50 и более метров. Сергей Сергеевич оказался где-то посредине между заездным на правом фланге, и ловчим — на левом.

Рядом с ним, слева и справа, стараясь держаться вровень, скакали два молодых парня в зеленых кафтанах с золотыми галунами. При небольшой пороше, когда снег покрывает почву тонким, не более 10 см слоем, скачка не представляла больших затруднений даже для такого неумелого ездока, как Сергей Сергеевич, который до этого в своей жизни садился верхом на коня всего три раза.

Окружающий его природный ландшафт был явно не сибирский и даже не среднерусский, а скорее всего южнорусский — холмистый, с характерным чередованием островков леса и полей, изрезанных оврагами и балками. О том, что он находится где-то на Украине, свидетельствовал и диалект, на котором общались между собою борзятники: он сильно отличался от литературного русского, и больше напоминал язык героев малорусских повестей Н.В. Гоголя. Этого писателя Сергей Сергеевич обожал с детства, а некоторые его ранние произведения, например, "Вечера на хуторе близ Диканьки" помнил почти наизусть.