Александр Карпенко - Гребцы галеры

Она, почувствовав их приближение, зашептала что-то.

- Что? - Я наклонился к больной.

- Уже больница?

- Больница, милая. Сейчас врачи тобой займутся.

- Сынок!

- Что, моя хорошая?

- Девочку береги. Не обижай ее. Девочка добрая, ласковая. Ты женат?

- Да сам не пойму.

- Ты тоже такой славный, душевный. Чем вы не пара? Сыграли б свадебку, я на небесах за вас порадовалась бы.

Больничный персонал суетился вокруг старушки, разворачивая свою сложную аппаратуру

- Прощай, сынок. - Окончательно побелевшая ладонь чуть приподнялась и упала.

Всё.

Я отвернулся, не желая глядеть, как реаниматологи издеваются над бездыханным телом. Она и так прожила на Добрых полчаса больше, чем ей было отмеряно. Как и обещала.

Люси, с разбега заскочив ко мне на плечо, изогнувшись, вопросительно заглянула в лицо: Как?

- Уже никак. - О том, что старушка на смертном одре пыталась нас сосватать, я не стал упоминать, боясь в ответ услышать шутку.

- Что ж, она сдержала слово.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Стрекозы и в этом мире обитают. Может быть, не стрекозы, но существа, здорово на них похожие. Огромные, шестикрылые, с полосатыми, как у ос, оранжево-черными телами. В полете такое насекомое жужжит, как швейная машинка.

На речке стрекозы тоже жили особенные. Таких я больше нигде не встречал, ни до, ни после. Маленькие, увертливые, тельце и крылья необычного ровного темно-синего цвета с сильным металлическим отливом.

А еще там росло поразительное количество цветов. Высокие розовые башни медвяного кипрея полыхали на гарях. В низинках выглядывали из связок зеленых шпаг желтые и синие болотные ирисы, дразнясь пестро-крапчатыми язычками. Плыли по воде плотные бубенчики кубышек. Сплошные заросли низкорослого шиповника теснили со всех сторон и без того узкую тропинку.

Шиповник вечно мешает тебе пройти. Наденешь юбку - цепляется шипами. Наденешь шорты - царапает ноги. Но красив - до обалдения. Куда там оранжерейным розочкам...

Целуешь меня. Забавляясь, требуешь, чтобы я не пытался отвечать на поцелуи. Не получается - мои губы сами раскрываются и тянутся навстречу. Прикладываешь к ним палец, трясешь кудряшками, запрещая: "А тебе - нельзя!" пытаешься снова. Опять не могу. Хохоча, сгребаю тебя в охапку и опрокидываю на пристроенное в тени покрывало...

Впитываешь мои ласки, как сухой песок - воду, наслаждаясь ими неприкрыто и откровенно, целиком отдавая себя моим рукам. Губы приоткрыты, меж зубов блуждает кончик языка. Глаза затуманены. Я, распаленный, срывающимся шепотом рассказываю тебе - о тебе: какой я тебя вижу, как тебя чувствую, каково мне с тобой. Ты, задыхаясь:

- Говори еще... Каждое твое слово - как поцелуй...

Обхватила колени руками. Смотришь грустно.

- Знаешь, я, кажется, ревную тебя к твоей жене.

Киваю полусогласно.

- Я и сам чертовски завидую твоему мужу. Быть рядом с тобой, иметь возможность видеть тебя постоянно... Счастливый!

- Нашел тоже, кому завидовать! Поставь-ка себя на его место: ты на работе пропадаешь, а супруга в это время с Сашкой обнимается...

Мотаю головой, сгоняя неприятно вцепившуюся в бороду стрекозу и вытрясая посторонние мысли. Устраиваюсь поудобнее, отвлекаю от занятий маникюром начальницу.

- Все-таки я не понял, какова была разумная целесообразность использования нас в качестве вампировозки.

- А никакой. - Люси ловко подтянулась на собственном хвосте и, перевернувшись вверх головой, изящно перепрыгнула на приборную доску, а с нее на капот.

-Тогда к чему?..

- Знаешь, у нас был один линейный доктор, так тот по три раза на дню на себя психбригаду тягал. И все вызовы мотивировал одинаково: "Больной в состоянии алкогольного опьянения".

- С каких это пор опьянение стало поводом для вызова психиатра?

- С тех же, что и вампиризм.

- Непонятно. У нас же был совершенно спокойный пациент.

- Ну и что? По телефону, когда вызов принимают, этого не видно. Война предполагалась, оттого нас и послали. В обоих случаях требовались не психиатры, а мордобойцы. Так вот наши коллеги нас расценивают.

- Это еще что! Там, откуда я прибыл, нас как-то среди ночи местный дурдом на себя вздумал дернуть. Диспетчер спрашивает: "Что у вас случилось?" А ему отвечают:

"В больнице бунт". Тот: "В полицию обращались?" Они:

"В полицию? Знаете, нам и в голову..."

Ожила рация, хрипло заклекотав:

- Зенит Пауль-Борис один-девять!

- Слышим вас.

- Один-девять, по нашей прикидке вы должны быть в районе Подболотья.

- Только что проехали.

- Один-девять, срочный вызов. Что там, мы не очень поняли. Звонили тревожно, кричали - помирает. Не исключено, что суицид. На месте разберетесь. Вы сейчас ближе всех, опять же - профиль. Записывайте...

М-да... Покойников я за свою жизнь повидал немало. Но вот такую смерть мне меньше всего хотелось бы констатировать.

Население озерной деревушки выстроилось в гробовом молчании полукольцом вплотную к желтой ленте полицейского ограждения. В руках многих мужчин топоры, вилы, лопаты, дубины. На суровых лицах - смесь горя и злобы.

- Пошла к тростникам, чтобы прополоскать белье.

Люди, услышав страшные крики, сбежались к ней, но преступник успел скрыться в зарослях. Поиски ни к чему не привели, - пояснял мне пожилой усталый сержант полиции, теребя грязными пальцами вислый седой ус, желтый от табака.

- Люси быстро бегала взад-вперед по лежащей на траве папке, диктуя сама себе карточку:

- Труп женщины, на вид двадцати пяти - двадцати семи лет, лежит на спине близ берега в луже крови...

Лужа - огромная. Сырая земля выпила, сколько могла, предоставив остальной крови копиться на ее поверхности черно-красно-радужной, сильно пахнущей кислым, тягучей пленкой. Края лужи прямо-таки шевелились от обилия жирных мух с зелеными брюшками, довольно лазавших по спекшейся корке. Им - в радость. У них - праздник.

Интересно, а кому могут быть в радость такие вещи? Ведь получил же неведомый злодей от этого удовольствие...

Тело буквально в клочья изрублено многочисленными ударами ножа грудь, бедра, живот. В особенности живот - чудовище, совершившее бессмысленное и дикое зверство, нанесло туда не один десяток ударов. Впрочем, почему "зверство"? Зверь так не поступает - он убивает только для защиты или пропитания.

Вглядываюсь туда, где вязкое скопление темной кровяной массы особенно велико, - да, так и есть! Покойная была беременна. Выкидыш у нее случился прежде, чем наступил конец.

Сглатываю отдающую железом слюну, подавляя внезапную тошноту. Шура, держи себя в руках! Ты же профессионал все-таки. Присаживаюсь на корточки рядом с начальницей, сую в рот мятую сигарету, надеясь отогнать липкий дух смерти, пропитавший воздух. Мышка морщится недовольно:

- Вместо того чтобы доктору помочь, курит. Завязывай, на фиг. На вот лучше, заполни. - Ко мне полетел сложенный пополам сопроводительный лист.