Михаил Ахманов - Зов из бездны

– Хотим и возьмем, – подтвердил Дорион. – Но твое ли это дело, Феспий?

– Как же не мое? – изумился Феспий, вытаскивая свой железный меч. – Мой князь – союзник Библа, а египтянин, которого ты хочешь взять, божественный посланник. Так что давай разберемся быстро и сразу. Клинок ведь при тебе?

– При мне, – сказал Дорион, положив ладонь на рукоять меча и разглядывая Феспия. – А ты, я вижу, шустрый… Откуда родом?

– Из Лакедемона.

Дорион отдернул руку от оружия. Его лицо чуть заметно побледнело.

– Не буду я с тобою драться! Я – благородный морской вождь, а ты – египетский наемник!

– Не будешь так не будешь. Тогда уходи со своими людьми. Возьми пять талантов камней с этого берега. Я разрешаю.

Кровь прилила к щекам Дориона.

– Я другое возьму, – прошипел он. – Уйду и возьму в море этого египтянина… Не доплывет он до Таниса!

– Еще как доплывет, – заметил Феспий, возвращая меч на место. – Доплывет и скажет владыке Несубанебджеду, что я тут, в Библе, жду корабли. А если узнаю от корабельщиков, что не приплыл Ун-Амун в Танис, наведаюсь к тебе в гости. По дороге в Тир загляну… Ты скажи об этом князю Урету, обрадуй его.

В бессильной ярости Дорион плюнул на песок и, шепча проклятия, отступил к воде.

– Эй, Бен-Зорат! – окликнул Феспий. – Помоги‑ка благородному вождю!

– Как прикажешь, господин.

Гигант сграбастал Дориона, поднял и швырнул в лодку. Суденышко клюнуло носом, зачерпнуло воды, но гребцы выправили его и заработали веслами.

Феспий отвернулся от моря.

– Разбить лагерь! Там, – он вытянул руку, – там будет загон для быков, рядом – повозки! Шатры ставить здесь! Быков поить, людей кормить! Сотники, за работу!

Я смотрел на него, смотрел, как воины из Хару, сложив щиты и оружие, распрягают быков и разгружают возы, как забивают в землю колья и натягивают полотняные навесы, как таскают воду из источника и мешки с зерном, как зажигают костры. И еще смотрел, как поднимаются паруса на филистимских кораблях, как наполняет их ветер, как берутся за весла гребцы, погружая их в воду. И казалось мне, что с этими судами, одно за другим исчезавшими за южным мысом, уходят мои беды и несчастья.

– Пойдем в твой шатер, – сказал Феспий, когда все приказы были отданы. – Рад я видеть тебя, Ун-Амун, и рад поговорить с тобой. За те месяцы, что я строил войско из этих жаб и черепах, – тут он поглядел на своих наемников, – я отвык от приятной беседы. Тяжкий труд – вколотить в тупую башку воинский порядок!

В шатре царили прохлада и полумрак. Феспий опустил шлем на землю, стянул доспех и огляделся. Его глаза весело блеснули. На блюде еще лежал изрядный кус баранины, один кувшин был пуст, но в другом еще плескалось вино, у задней стенки похрапывал Брюхо, а рядом сидела на моем плаще милая Тентнут. В ее руках была чаша. Она протянула ее Феспию и наполнила вином.

Щедро плеснув на песок, он выпил остальное и пробормотал:

– Твой бог, твоя женщина, а к ним выпивка с закуской… Хорошо устроился, Ун-Амун! Что празднуем?

Я склонил голову.

– Прежде горевали о разлуке и о том, что в этот день мог я уйти к Осирису. А нынче празднуем встречу с тобой.

– Это хорошо. – Феспий впился зубами в мясо, прожевал и добавил: – Продолжим, когда доберемся до Таниса. Ты привезешь свои бревна, а я отряд наемников для князя.

– Войско стоит много дороже, чем кедры, – заметил я. – Воинам надо платить, надо кормить их и вооружать. Где же, друг мой, ты взял столько серебра?

– Его прислали из Таниса в Хару год или два назад, – пояснил Феспий, расправляясь с бараниной. – Серебро, золото и многое другое, что хранилось у князя Кадеша. Когда же пришло время отправиться в Хару за воинами, подвернулся ты. Понимаешь?

– Да. Тайное дело – собрать отряд наемников, даже в чужой стране, за краем света… Должен быть повод для такого путешествия. Скажем, лес для ладьи Амона.

– Именно так. – Феспий пожал плечами. – Каждый из нас служит своему господину как умеет. Твой хозяин тратится на ладью Амона, а мой – на воинов.

– Но оплатил бревна все‑таки князь Несубанебджед! – воскликнул я. – Прислал он корабль, полный товаров, прислал серебро и золото, ткани и кожи, рыбу и зерно!

– Значит, Ун-Амун, есть в этом какой‑то смысл. Помнишь, что я тебе сказал?.. У господина нашего Несубанебджеда одно на языке, другое на деле, а третье на уме. Ум же его извилист, как тропа в горах… Но платит он щедро.

Некоторое время мы молчали. Феспий неторопливо насыщался, Тентнут подливала ему вина, а я размышлял о превратностях судьбы, связавшей тугим узлом несовместимое: священную ладью Амона-Ра с наемниками из Хару. За полотняным пологом слышались топот, ругань, стук, команды сотников и рев быков; потом я различил громкий голос Бен-Кадеха, призывавший мореходов к кораблям. «Вот и пришла пора покинуть гавань Библа… – подумалось мне. – Скоро отвяжут канаты, распустят паруса, вспенят веслами воду, и поплыву я домой, к благословенной долине Реки… Скоро, скоро!..»

– Могу ли спросить тебя, Феспий? – промолвил я.

– Спрашивай, Ун-Амун.

– Сказал ты: когда пришло время отправиться в Хару за воинами… Что это за время? Отчего поплыл ты со мной, а не годом раньше или позже?

Феспий в сомнении поглядел на Тентнут и дремлющего раба, затем, решившись, коснулся своего клинка и понизил голос:

– Меч из ножен надо вытаскивать вовремя. Говорят, что фараон в Фивах стар, немощен и совсем плох… Говорят, что сочтены его дни, и нет у него наследника, ни сына, ни внука… Опустеет дом его, опустеет трон, и кому достанется власть над Обеими Землями? Ты думал об этом, Ун-Амун?

Тентнут испуганно ойкнула, а я повторил в растерянности:

– Говорят?.. Кто же говорит такое о нашем владыке, да будет он жив, здоров и могуч?

– Те, кому следует знать и доносить, – сказал Феспий. – Мало ли у князя Таниса приверженцев, мало ли лазутчиков? И в Верхних Землях, и в Нижних, и в стране Куш, и здесь, за краем света? – Он вытянул руку и хлопнул меня по плечу. – Так что, Ун-Амун, может, мы еще встретимся в Фивах! Встретимся, и ты мне покажешь новую ладью Амона-Ра – ту, что оплачена Несубанебджедом.

Снова и совсем близко раздался голос Бен-Кадеха. Он звал меня, напоминая, что уже полдень, что разбойники ушли, что кормчий Элам со своими людьми на месте и ждет. Я поднялся, обнял Феспия и Тентнут и призвал к ним благословение Амона. Потом растолкал кушита, сунул ему свой дорожный мешок, а сам взялся за корзину с домом бога. Оглядел в последний раз свой шатер и молвил:

– Оставляю его тебе, Феспий. Пусть увидишь ты в этом месте добрые сны.

Мой друг посмотрел на Тентнут, улыбнулся и ответил:

– Беру все, что оставлено тобою, Ун-Амун. И место, и этот шатер, и все остальное.