Конни Уиллис - Вихри Мраморной арки

Некоторые заметки в газете были обведены красным маркером — рядом с ними красовались пометки: «Понимаешь, о чем я? Гэри».

«Уменьшились случаи воровства в магазинах. По данным торговых центров, снизился уровень краж в первую неделю рождественского сезона. Обычно в это время года, наоборот…»

— Что это ты делаешь? — спросила Пенни, заглядывая мне через плечо.

Я проворно захлопнула газету и убрала в ящик.

— Ничего. Ты что-то хотела?

— Вот. — Она протянула мне бумажку.

— Опять Тайный Санта? Ты ведь уже раздавала имена.

— Это для рождественской выпечки. Все по очереди приносят кексы, пироги и торты.

Я развернула бумажку.

«Пятница, двадцатое декабря. Печенье — четыре дюжины».

— Вы с Гэри вчера общались. О чем?

— О его бывшей жене. Какое печенье нести?

— Шоколадное. Шоколад все любят.

Как только Пенни ушла, я вытащила газету и отправилась в кабинет к Ханзигеру.

«Легислатура приняла сбалансированный бюджет», «Сбежавший преступник сдался в руки властям», «Увеличились пожертвования в Рождественский благотворительный фонд».

Я прочитала все заметки, и газета отправилась в корзину для мусора. На полпути к выходу я вытащила газету, свернула ее и сунула в сумку.

Тут в кабинете появился Ханзигер.

— Если кто-нибудь будет меня спрашивать, скажи: вышел в туалет, — попросил он и вновь удалился.

В среду днем я провожала Эллисон и девочек в аэропорт. Эллисон все еще нервничала по поводу рождественского листка.

— Слушай, а приветствие писать обязательно? — спросила она, пока мы стояли в очереди на регистрацию. — Ну, всякое там «Дорогие родственники и друзья»?

— Нет, наверное, — рассеянно ответила я, озираясь в поисках чего-нибудь необычного. Пока все было как всегда: люди поглядывали на часы и жаловались на длину очереди; какой-то малец бесконтрольно стаскивал ремни со стопки чемоданов; регистратор багажа выкрикивал «Следующий!» человеку в самом начале очереди, который, после сорока пяти минут нетерпеливого ожидания, застыл в ступоре, устремив невидящий взгляд в пространство.

— Все ведь и так поймут, что это рождественский листок? Даже без приветствия?

«Вот-вот, послание на бумаге с ангелочками, которые держат ветви омелы… Ни за что не догадаться!» — подумала я.

— Следующий! — крикнул регистратор.

Мужчина перед нами забыл удостоверение личности, девушка в очереди на контроль фанатела от хард-рока, а в поезде к залу ожидания женщина отдавила мне ногу и при этом смерила уничтожающим взглядом — словно это я ее задела. Нет, определенно, весь запас приятных людей исчерпался в день возвращения Гэри.

Видимо, это был какой-то статистически допустимый всплеск — все спокойные и умные люди собрались в одном месте и попали на один рейс.

Такие всплески существуют. Сьюэнн одно время встречалась со страховым агентом (разумеется, злостным расхитителем служебного имущества, зная вкусы моей сестры), который утверждал, что события происходят неравномерно — бывают пики и спады. Гэри, очевидно, попал в пиковую фазу.

«А жаль», — подумала я и подхватила Шайенн на руки — она потребовала, чтобы ее несли всю дорогу, от поезда до зала ожидания. Похоже, Гэри заговорил со мной только потому, что хотел обсудить все эти странные вещи.

— У нас выход номер пятьдесят пять. — Эллисон опустила Дакоту и достала для девочек кассеты с уроками французского. — Если выбросить «Дорогих родственников», то хватит места для концерта Дакоты. Она играла на виолончели «Цыганский танец». — Эллисон усадила девочек и надела на них наушники. — Митч говорит, что в письме должно быть приветствие.

— Напиши что-нибудь совсем короткое. «Приветствуем» — или что-то в этом роде. Тогда листок можно начать с той же строчки.

— Только не «приветствуем», — поморщилась Эллисон. — В прошлом году так начал листок дядя Фрэнк — и перепугал меня до смерти. Я подумала, Митча забирают в армию.

Я тоже встревожилась, читая листок дяди Фрэнка, — но по крайней мере испытала прилив адреналина, которого никогда раньше не получала от писем дяди, набитых проблемами с простатой и разглагольствованиями о налогах на имущество.

— «Поздравляем с праздником!» или «Поздравляем с Рождеством!» даже длиннее, чем «Дорогие родственники!» — рассуждала Эллисон. — Надо бы что-то покомпактнее…

— «Привет»?

— Да, неплохо! — Она достала ручку с бумагой и начала строчить. — Как пишется «выдающиеся»?

— Вы-да-ю-щи-е-ся, — рассеянно продиктовала я, глядя на движущиеся дорожки перед залом ожидания. Люди стояли на них справа, как полагается, а шли по левой стороне. Ни один ребенок не бежал навстречу движению, не вопил и не хлопал ладонями по резиновым поручням.

— А «потрясающие»? — продолжала строчить Эллисон.

— Рейс 2216 на Спокан готов к посадке, — объявила дежурная. — Прошу пройти на посадку пассажиров с маленькими детьми и тех, кому потребуется дополнительное время для размещения.

Пожилая дама с палкой поднялась и встала в очередь. Эллисон сняла с девочек наушники, и мы приступили к ритуалу прощальных объятий.

— Увидимся на Рождество, — сказала она.

— Удачи тебе с листком, — пожелала ей я, возвращая Дакоте плюшевого медвежонка. — Не переживай из-за приветствия! Его спокойно можно выбросить.

Эллисон с девочками направились в проход, ведущий к самолету. Я махала им рукой, пока они не скрылись из виду.

— Приглашаем на посадку пассажиров с местами в рядах с двадцать пятого по тридцать третий.

Все, кто сидел перед выходом пятьдесят пять, тут же вскочили со своих мест. «Тоже ничего необычного», — подумала я, направляясь через зал ожидания к движущимся дорожкам.

— Какие она назвала ряды? — переспросила дама в красном берете у паренька лет семнадцати.

— С двадцать пятого по тридцать третий.

— А у меня четырнадцатый, — сказала она и опустилась в кресло.

Я замерла.

— …в рядах с пятнадцатого по двадцать четвертый. Пассажиры тщательно сверились с билетами, после чего

с дюжину отступили от выхода, терпеливо дожидаясь своей очереди. Какая-то женщина выудила из сумки книжку в мягкой обложке — «Похищенный» Роберта Льюиса Стивенсона — и углубилась в чтение. Наконец объявили, что все остальные пассажиры приглашаются на посадку. Все поднялись и организованно встали в очередь.

Конечно, это ничего не доказывало — так же, как и стояние справа на движущейся дорожке. Может, люди ведут себя прилично из-за приближающегося Рождества?

«Да нет, что за ерунда», — подумала я. На Рождество люди ведут себя ничуть не лучше — наоборот, они становятся грубее, напористее и раздражительнее обычного. А что творится под Рождество в торговых центрах или на почте!