Владимир Егоров - Падение Арконы

Эллины да финикийцы называли наших пращуров венетами, а янтарь, за которым они ездили до самого устья Вислы — северным златом. И вели руги оживленную мену с самим Карфагеном…

Снова кровавая сеча — Лес бьется со Степью, изнемогая в этой жестокой борьбе венеты побеждают кочевников.

И велика цена свободы — погибает светлый князь Арконы, погибает, дабы обрести бессмертие Так вожди сами становятся богами. А храм лучезарного сребролукого Световита превращается в кузню боевых искусств Рутенского брега… Святилище острова Буян. Волхвы хранят вековую мудрость народа со времен гибели загадочной Атлантиды, с самого Первого Потопа, как завещали праотцы…

Сюда, в Порусье, и приходят послы Гостомысла: «Зовем тебя, славный Рюрик! Ряди нас, княже!». И раскинув крылья парусов, подгоняемый могучими внуками Стрибы, сокол взмывает над бескрайней страной…

Как рвется непрочная пленка кинофильма, так можно нарушить связь времен! Сокровища ведической культуры, неповторимые произведения искусства и письменности — все погибло в огне пожарища. Есть лишь одна религия, и Бог ее заставляет попирать богов чужих! Славно потрудился Добрыня со племянничком Володимиром.

Кто сожжен, а иного волхва на кол посадили. Плачь, Земля Русов! Но слезами горю не помочь! Потомкам славных русичей кропотливо восстанавливать порушенное.

Честь тебе, грек Иоаким! Хоть и сотворил Новгородский епископ немало зла. «Спасайтесь, ученые люди! — молвил он волхвам, — Бог вам судия!»

Кто предупрежден — тот вооружен. Три корабля наняли волхвы. Три свейских дракара увозили их прочь от земли Хольмградской, где братья братьям устроили кровавую баню. Лета девятьсот восемьдесят девятого от рождения Христа изгнанники ступили на брег священного острова, где холодные воды Варяжского моря бьются о пристань Ральсвика…

А Русь крестилась.

Свеи издревле звали нашу землю Гардарикой — страной городов. Высоко в небо, к самому Роду вознеслись купола храмов, символы детородного начала. Теперь маковки увенчали крестами. На чем крест ставите? Рогатые земные божества в одночасье стали чертями. Ни Велеса, ни Макошь — норну главную не помиловали. На Крите христиане истребили быков за то, что рогаты, а на Руси вырезали ученейших мужей за то, что умны. Аркона держалась еще сто восемьдесят лет, взирая, как гибнут один за другим древние славянские города, последние ведические святилища. Роги и руги, русины и марось, херуски и марусаки, но все они — русы…

Дреждан на Лабе — город полабский. Рерик — варяжский, сожгли и его коварные даны. Любич — град ободритов. Зря породнился Мстивой с Харольдом Гормсоном. Генрих Немецкий взял на копье лужицкий Торнов. Пал Ратибор, что на Водре. Разграблен Ретринский Храм Радегаста — то император Лотарь мечом насаждает любовь да всепрощение. Родсток и Старград горят. И онемела земля…

Есть лишь один Бог, во имя которого уничтожены сотни тысяч язычников! Пламя на площади перед гитлеровским Рейхстагом сродни тем кострам, на которых семьсот лет подряд жгли еретиков и языческие святыни.

Вот уже и над Буяном простерлась ночь.

— И еще поведаю тебе, Ингвар! Кто-то очень не хотел, чтобы ты попал на остров. Знают — там место святое.

Мало ли что!? Вдруг, прозреешь, а с пробуждением обретешь мощь древнего бога. Молчат отцы исторической науки. Но разве можно превозмочь ту Силу, что копится тысячи лет? Разумели пращуры, где и как надо строить! Тайное станет явным… Потомок Славена, основателя Новагорода, Избор, заложил под Псковом крепость малую. Старый Изборск ныне. Выпадет случай — съезди, посмотри! Мощь небывалая так и вздымает к Сварогу.

— Что я должен сделать? — спросил Игорь.

— Изменить ход событий в прошлом нельзя, но будущее должно быть за нами. За такими, как Всеслав. И Силы тебя выбрали не случайно. Ничто в этом мире не случайно. Новым волхвам нужны летописи Арконы. И ты их добудешь! — втолковывал Игорю старец, гипнотизируя парня немигающим взором.

Половину из всего того, что шептали губы Олега, Игорь не разумел, но делал вид, что ведает в них особый глубинный смысл и отвечал. как мог, на то, что и в самом деле понял.

— Видать, хорошо книги спрятаны, если до сих пор попы не нашли?

— Одни считают эти рукописи утраченными раз и навсегда — сгорели во время осады. Кто-то цинично отмечает тысячелетие славянской письменности. Дескать, Кирилл да Мефодий научили русичей уму-разуму. Между тем, задолго до них мы уже ведали руны. Вспомни хотя бы этрусков, они же рассены, или ванов с асами!

Так что Кирилл, памятник которому посреди Москвы, такой же миссионер, как твой Штирлиц — штандартенфюрер. Но даже несмотря на все тысячелетние гонения в своем живом языке мы храним вековую мудрость предков наших, тайный смысл черт и резов, — воодушевлялся старик.

— Много ли от языка-то нашего осталось?

— Кругом, куда не глянь, надписи инородные, фьючерсы и сниккерсы, памперсы и конценсусы, — проговорил Игорь задумчиво.

— Вот и я говорю, — подтвердил Олег. — А малец, у которого молоко не обсохло на губах, сыпет матом да курит зелье заморское, чтоб похожим стать на взрослого. Кто разъяснит глупому, что матерный — от матерой бабы, от матери. В старину лучшим женам лишь доводилось к пращурам с мольбою обращаться. То не ругань — оружие слабого, то к рогатым берегиням весть!

— Где ж искать мне письмена заветные?

— Влас знает, — вздохнул дед, — Нам пора! Сейчас я твой проводник, потом поведут меня. Доверься и иди следом! Твой смуглый противник — не простой враг. За его плечами — тысячелетний опыт магии, и кабы не я лежать тебе, Ингвар, ниже корней травы. В хитросплетениях его заклятий мне толком разобраться не удалось. Очень смахивает на каббалу, но не она. Закабалить вольного человека не всякому и бессмертному под силу.

Старик, пропустив внука вперед, в последний раз уже с порога оглядел избу.

— Ну, вот и все. Ничего не забыл! — молвил он, прихватив толстый и невзрачный на первый взгляд ореховый посох, дед затворил дверь на щеколду снаружи.

Они спустились с крыльца и направились вдоль по вымершей улице этой глухой, всеми забытой деревни прямо в лес. Впрочем, у самой кромки встретилась им старушка с пятнистой буренкой.

— К Коровичу, дед?

— К нему родному, Долюшка. Пора мне.

— Тогда, прощай. Да сестрице старшей моей привет передай.

— Передам. Не поминайте лихом! — отозвался Олег.

Через несколько шагов Игорь обернулся и бросил прощальный взгляд на деревеньку. На месте бабушки стояла высокая златоволосая статная девица и махала вслед платком. Рядом мирно щипал травку годовалый теленок.

И лес раскрыл им объятия.

Неприметная чужому глазу тропа уводила деда с внуком все дальше и дальше. Подходил к концу Велес-житник, близилось успение Златогорки. Листья не спеша соскальзывали вниз и ложились на мокрую росистую траву.