Александр Зорич - Сезон оружия

Потом он подал условный знак, и в комнате появились еще двое.

Витасик и Семен, известные завсегдатаям клуба «Каннабис-Суперсекс» как Спец и Лапа, остановились перед дверью с надписью «Не влезай, убьет!».

– А Хмырь не обидится? – спросил Лапа с сомнением.

– Он еще спасибо скажет, – успокоил его Спец, выщелкивая обойму. Он уверился, что она полна, и вставил ее обратно.

– Тогда попрыгали, – сказал Лапа.

Они вошли в тамбур, Спец достал из-за пазухи плоскую коробочку с магнитной присоской и прилепил ее на дверь. На коробочке имелись сенсорные кнопки. Спец сделал умное лицо (то есть прищурился) и нажал кнопки в одной ему ведомой последовательности. Дверь бесшумно отворилась.

Первым, что увидел Спец, была голова Хмыря в луже крови. Вторым – склонившийся над диджеем-хакером человек в черной форме с автоматом «Мистраль». Он, по-видимому, шарил по карманам Хмыря, но убедиться в этом доподлинно мешала консоль компьютера. Спец высадил в него половину обоймы.

Комната взорвалась стрельбой. Лапа был убит сразу же, Спец прикрылся его телом и уложил еще одного.

На семнадцатой секунде перестрелки восьмимиллиметровые пули «Мистраля», срикошетив от унитаза в углу, оторвали Спецу левую руку. Теряя сознание от адской боли, Лапа в последний раз нажал на спусковой крючок…

Августин прислушался. Было тихо, если не считать тихого журчания, которое доносилось откуда-то со стороны двери. Августин сбросил с себя тяжелое тело спецназовца и, с радостью отмечая, что его собственная одежда чудом осталась чистой, поднялся на ноги.

В берлоге Хмыря он обнаружил семь тел – возможно, среди них были и живые, но это его интересовало сейчас менее всего.

Кроме тел, в комнате имелись четыре автомата и три пистолета. После колебаний, которые длились не более секунды, Августин поднял «смит-и-вессон» Хмыря и сунул его себе за пояс.

В луже крови валялся заветный «форсаж». Августин поднял и его. Осторожно отер от крови и спрятал в карман.

Потом покосился на хмырев «Терагерц». Посетители, база данных…

Подобрав бесхозный «Мистраль», Августин снял с пояса одного из спецназовцев полный магазин и до последнего патрона высадил его в опрятную белизну системного блока.

Потом Августин направился к потайному ходу, из которого каких-то две минуты назад появился Хмырь, и нажал единственную кнопку, обнаруженную им на стене.

В лесу, окружающем водохранилище, на берегу которого располагался релаксационно-оздоровительный центр «Байкал», царила непроглядная тьма. Было тихо. Только изредка треснет веточка под чьей-то неосторожной ногой или по кронам деревьев проползет лиственный шепоток.

Но если бы над центром внезапно зажглось солнце, случайный путник, заблудившийся в полуночном лесу, мог бы наблюдать совершенно неожиданную, сюрреалистическую картину.

Лес был полон людей, мужчин и женщин, одетых в просторные одежды. Десятки, сотни людей. Босые ступни неслышно ступали по траве.

Лесные гости не боялись темноты, не боялись наткнуться на ствол дуба или оцарапать лицо о низкие ветви елей. Они двигались плавно, как призраки. И в их перемещениях, на первый взгляд хаотичных, угадывалась гармония некоторого высшего порядка. Они двигались словно бы в медленном, текучем, изменчивом танце, то высоко поднимая колени, то стелясь над самой землей ласковым морским бризом.

Этот сонный танец длился долго, пока вдруг не оказалось, что все, кто пришли в лес, собрались на краю большой поляны. И тогда в руках у людей появилось оружие.

Армия Хотоя продолжала учения.

Томас слишком долго сидел в машине и оттого потерял всякие остатки воспитанности.

Августин резко затормозил возле коттеджа на окраине города. Не успела дверь отвориться, как пес вырвался на свободу и принялся оглашать окрестности гулким лаем.

– Томас, тихо!

Но пес и не думал повиноваться. Он носился возле калитки и самовыражался, как мог.

– Сэр Томас, вашу мать! Заткнетесь вы наконец или нет?! – прикрикнул на него Августин, колдуя над панелью-привратником.

«Хозяйка не может принять вас», – пропело устройство приятным женским сопрано.

Выходит, Ксюши нет дома. В противном случае сообщение было бы другим: «Хозяйка отсутствует». И это как раз означало бы, что Ксюша на месте.

Все ксюшины штучки он знал как свои пять пальцев. Августин привстал на цыпочки и заглянул за ограду.

Свет не горит. «Где, интересно, она шатается по ночам?» – буркнул себе под нос Августин, закуривая.

Но не успел он спрятать зажигалку в карман, как на глаза его легли две ладони. По всему телу Августина пробежала легкая нервная дрожь. На лбу выступила предательская капелька пота. Совершенно неподконтрольная реакция! Августин мысленно выругался – ведь это были всего лишь прохладные Ксюшины ручки. Такие любимые, такие знакомые.

– По-моему, ты злоупотребляешь виртуальным насилием, дорогой мой Августин. Стал такой нервный! – Ксюша по-сестрински быстро чмокнула его в губы.

Откуда она взялась – Августин не понимал. Но сам факт ее появления был более чем отрадным.

«А сама-то ты чем злоупотребляешь, сладенькая моя?» – хотелось спросить Августину, пока они шли к крыльцу по усыпанной бледно-голубым гравием садовой дорожке. Но он сдержался.

Первая женщина Августина (конечно не по счету, а по статусу), эстетское существо из иного мира – мира элегантности и неги, любила духи с запахом гвоздики, настоящую итальянскую граппу и мазурки Шопена.

Большинство других, не стоивших особого упоминания женщин Августина, в своих пристрастиях колебались между шампанским, не выходящим из моды диско и дезодорантами, «дарящими ощущение свежести».

Итак, Ксюша любила граппу. И Августин поил ее граппой при каждом удобном случае.

Когда бутыль была опустошена наполовину, Августин понял, что затягивать застолье не следует, неровен час Ксюша просто заснет у него на плече, с мечтательной улыбкой на устах. Он непринужденно подошел к двери и затворил ее, оставив Томаса скучать в гостиной.

– Потанцуем? – спросил Августин, и Ксюша, уткнувшись в его шею своими мягкими губами, молча выразила свое согласие.

Все, что произошло дальше, напомнило Августину сумасшедшее свидание с пантерой – по крайней мере, на уровне ощущений сходство было разительным.

Теплая волна вожделения лениво поднималась откуда-то снизу, от основания позвоночника, лишая Августина воли, планов и опасений. Мягкие, рассеянные прикосновения Ксюши захватывали его естество целиком, не оставляя места для цинизма, воспоминаний, слов «вчера» и «завтра». Ее рука неспешно поползла вниз и… и… забуксовала где-то на уровне гульфа.