Герберт Циргибель - Иной мир

— И я тоже, — признался Дамар, — и я все еще не устал.

Слова Массиму возымели действие. Джефсон заверил его в том, что начнет прямо сейчас. Он по-товарищески похлопал Седрика по плечу.

— Не принимай так близко к сердцу, Седрик, конечно, это ерунда, что я рассказал тебе. Знаете что? Вы будете удивлены, внимание, смотрите, что принес вам старина Генри.

Он исчез в люке и вернулся через мгновение. Лукаво улыбаясь, он осторожно разжал кулак.

— Разве это не прекрасно? Не ворчи, Массиму. Теперь каждый просовывайте эту чудную жвачку меж зубов.

Массиму глубоко вздохнул. «Они же забрали у тебя эти штуки. Сколько ты еще пронес на борт?»

— Только эту пригоршню, — заверил Джефсон. Были различные причины, для того, почему врачи не позволили взять с собой эту жвачку; прежде всего различные вкусовые добавки действовали стимулирующее на желудочные нервы. Но Массиму ничего не сказал, Дамар и Седрик тоже взяли цветные шарики. Снова установился мир. Насколько долго? Остались монотонность, бесконечный путь. Остался образ маленького, светящегося шарика, который был их родиной. Земля теперь дошла до точки своей орбиты, когда она тоже удалялась от «Кеплера». Еще пару дней, и она больше не отличалась от других звезд. «Кеплер», осколок во вселенной, парил сквозь пустоту, прикованный к призрачной траектории движения, и несмотря на то, что они знали обо всем, что им предстоит, в них незаметно взбунтовалось земное сознание.

С позиции разума можно было объяснить все. Но почему нас порой раздражает каждая мелочь?

На борту, в лаборатории и в контрольной рубке отклонялись стрелки измерительных приборов; каждую минуту, каждый час, день за днем. На борту тикали часы. Их слух обострился в этой тишине, стал слишком чувствительным.

— У кого-то в часах должно быть целый кузнечный цех, — сказал Дамар, и остальные подтвердили это. Они прислушались.

— Генри, твои часы тикают так громко, — сказал Седрик. Джефсон приложил свои часы к уху.

— Ты прав, — недовольно пробормотал тот, — они действительно тикают беспардонно громко.

Он спрятал их в карман. Затем они снова прислушались и услышали другие часы. Все осталось без изменений, и их перенапряженные чувства регистрировали все. Они знали каждый шаг, каждое движение других, знали отклонение каждой стрелки на измерительных приборах и различия в яркости созвездий. Их критический рассудок говорил им: Мы стали немного нервными, мы должны сдерживаться, и они проглатывали возникающую злобу, но всегда оставалось что-то, на что можно было таить злобу в душе.

В кабине стоял Джефсон и смотрел в иллюминатор. Его лицо отражалось в затемненном стекле.

— Почему ты смеешься? — недоверчиво спросил Седрик.

— Я не смеюсь, — заверил его Джефсон.

— Конечно же, ты смеялся.

— Я не смеялся. Я смотрю на Землю уже двадцать минут или даже немного больше.

— Я не понимаю тебя, Генри, — ответил Седрик очень тихо, ведь он знал, что не должно было быть никаких споров. — Твое лицо отражалось в зеркале. Я мог отчетливо видеть, что ты над чем-то смеялся. Ну и что с того? Ничего, совсем ничего. Но ты отрицаешь это. Почему? Почему ты не скажешь открыто и честно, что ты только что смеялся?

— Черт возьми! — воскликнул Джефсон, — я не смеялся. — Черта я забираю обратно.

Седрик отмахнулся.

— Хорошо, ты не смеялся. Оставим это. По всей видимости, я уже страдаю галлюцинациями.

— Возможно.

Седрик на мгновение рассерженно замолчал. Затем он сказал: «Я считаю, что это не по-дружески. Да, пой ты или смейся, сколько тебе будет угодно, но лгать мне в лицо, из-за такой мелочи — этого я не понимаю».

Джефсон напрасно клялся, что не смеялся. Еще совсем немного, и этот незначительный повод стал бы отправной точкой серьезного скандала. Но Джефсон что-то «обнаружил». Он заметил крошечную светящуюся точку, которая по его мнению не могла быть звездой.

Седрик забыл, на что он сердился еще несколько секунд назад. И оттого, что они искали такую светящуюся точку, они были скорее склонны считать, что обнаружили цель их путешествия. Они оповестили по тревоге Массиму и Дамара, а Седрик весьма охотно сообщил бы и в ЦУП об их открытии. Но их бортовые приборы нельзя было обмануть. Искусственное небесное тело было бы отчетливо видно в зеркальный телескоп. Но эту светящуюся точку нельзя было увеличить. Это была далекая звезда, разве что только видимая невооруженным глазом. Разочарованно они прекратили свои наблюдения. Область, в которой должен был двигаться по своей орбите «Дарвин», все еще находилась от них на расстоянии более чем в восемь миллионов километров.

Они были в пути восемьдесят девять дней. Их лица были обрамлены бородами, под глазами были мешки. Путешествию не было конца. Разнообразие привнесло в эти бесконечные дни лишь приближение к Марсу. Из Центра поступили распоряжения провести точные исследования соседних планет.

В телескопы таинственная планета выглядела как огромная Луна, а оба ее спутника, Фобос и Деймос, как слабо светящиеся объекты. Они провели измерения в различных местах поверхности Марса, видели горы и большие, светлые поверхности, которые раньше принимали за океаны. Но ее важнее показался им внутренний спутник «Фобос», о котором было высказано столько предположений. Они не могли различить детали, но их измерения показывали, что он не мог быть шарообразной формы. Его наибольшая протяженность составляла пятнадцать тысяч триста метров.

— Если это только все же не искусственный спутник? — сказал Седрик, вспоминая о разговоре с Гонорè Р. в котловине Камбо. — Возможно, там действительно совершает круг по орбите большая орбитальная станция.

— Кто мог ее построить? — спросил Дамар. — Средняя температура на Марса составляет минус пятнадцать градусов. При таких условиях не может развиться разумная жизнь.

— Возможно, не такая, какой мы ее знаем, возразил Джефсон, — но почему не может быть никаких других форм жизни?

Массиму сказал: «Если бы на Марсе когда-нибудь существовали более высокоразвитые формы жизни, существа, которые могли построить такую орбитальную станцию, тогда они возможно и не погибли. Они бы давно уже дали о себе знать. Странно, все, что люди не могут объяснить сразу, побуждает их к самым нелепым предположениям. Это относится и к так называемым каналам на Марсе».

— Но их же фотографировали, — сказал Дамар.

— Фотографировали и рисовали, но то и дело обнаруживались измененные формы. Между тем мы давно знаем, что эти так называемые каналы объясняются погодными явлениями. Если сфотографировать землю с большой высоты весной или осенью, то при благоприятных условиях можно обнаружить похожие образования. В некоторых местах, которые освещены Солнцем, снег растаял — на его фоне выделяются темные канавы. Они выглядят как каналы. Через несколько лет мы получим точную информацию о географии Марса.