Герберт Циргибель - Время падающих звезд

Он проявил понимание к моему беспокойству и позволил мне позвонить с его телефона. Я звонил две минуты, Йоханна не отвечала. Что случилось? Калвейт попытался утешить меня, сказал, что она, вероятно, пошла за покупками, мне не следует драматизировать.

— Драматизировать! — воскликнул я. — А что было вчера? Почему она не пришла? Я же знаю свою жену, доктор. Это не в её манере. Она сдерживает обещания. Кроме того она бы позвонила сюда. Наверное, что-то случилось. Вы не могли бы отпустить меня хотя бы на полдня?

— Это может только шеф, спросите его, — сказал Калвейт. — Я считаю, что это мило, что Вы так беспокоитесь по поводу Вашей жены. Но успокойтесь, если бы Вашей супруге помешало что-то серьезное, нас бы уже давно поставили бы в известность. Позвоните попозже еще раз. Вы увидите. Ваша супруга назовет вполне убедительную причину.

Возможно, мрачно подумал я. Только настоящую причину я не узнаю. Не было ли мое подозрение действительно ложным? Она красива — почему бы кто-нибудь не ухаживал за ней во время моего отсутствия? Если это подтвердится… Но, вероятно, дело обстоит совершенно по-другому… Я должен вырваться отсюда, и даже если мне придется прокладывать путь силой!

— Ну, не делайте такое трагическое лицо, — подбадривал меня Калвейт, — всему есть своё объяснение.

— Доктор, я поразмыслил над этим. Я признаюсь, что пять с половиной месяцев жил у девушки. Вы правы, я не хотел скомпрометировать даму. Ауль и шестой спутник были забавой. Я выдумал их вместе с вышеназванной дамой — времени у нас было достаточно. Выпишет ли меня Ваш шеф, если я сознаюсь ему в этом? Или любовные интрижки на стороне для психиатра тоже болезненный симптом?

Калвейт ответил с ухмылкой: «Это слово. Я знал, что Вы не сможете долго ломать комедию. Все же я не рискну прогнозировать, что заблагорассудится шефу. Вы еще только несколько дней под его опекой. Возможно, он сразу же выпишет Вас, но, возможно, также, что он оставит Вас еще на пару дней для наблюдения. В любом случае я изложу шефу свою точку зрения. Все же есть одна загвоздка: Вы должны уже раскрыть имя и адрес вышеназванной дамы. Это в любом случае останется врачебной тайной…»

Раскрыть имя и адрес — я не выберусь из этой психушки. Где взять девушку, которая была готова взять грех на душу? Моя возлюбленная жила в ничего не подозревающей невинности на шестой луне. Я проклял час моего возвращения. Постепенно во мне росло убеждение, что я был изгнан из рая.

В начале шестого меня пригласили в кабинет старшего врача Хаусшильда. Сначала я думал, что речь шла о моей выписке, но старший врач, худощавый человек с постоянно изучающими глазами и сдержанным сухим голосом, всего лишь протянул мне телефонную трубку. «Ваша жена».

Йоханна извинялась. Она простудилась и поэтому не пришла. Я не поверил ей, потому что ее голос звучал нормально, но в присутствии старшего врача я не хотел задавать вопросов. Меня все еще тешила надежда, что Фритцхен совершит посадку согласно договоренности. Если мне не удастся покинуть санаторий до этого времени, изменить положение еще могла моя жена. Каким-либо образом я должен был сподвигнуть ее провести эту решающую ночь на Маник Майя. Как я мог убедить ее сделать это, мне еще самому не было ясно. Я умолял ее, посетить меня в субботу при любых обстоятельствах. Йоханна пообещала мне, что обязательно придет.

Когда я положил трубку, Хаусшильд осведомился о моем самочувствии, рутинный вопрос. Я заверил его в том, что чувствую себя превосходно, спросил его, смог бы он разрешить мне один день отгула, потому что моя жена больна. Но старший врач видел насквозь мои намерения и утешил меня субботой, когда Йоханна хотела посетить меня. Я за несколько дней уже настолько акклиматизировался, что принял его указание к сведению без протеста.

Два дня до следующего дня времени посещений показались мне дольше, чем мое пребывание на шестой луне. Я попросил у сестры Хильдегард книгу. Волнующее чтение не было положено пациентам. К этому относилось практически все, что было в литературе. Она принесла мне «Плоды леса».

Со стоическим терпением я читал о чернике, малине, ежевике, лесной землянике и грибах. Я мечтал о них, культивировал на шестой луне наши лесные ягоды, которые на профессиональном языке называются вацциниями, так называемая дикотильная группа растений, подсемейство эрика . В немом отчаянии я прочел, что, например, черника как правило созревает на низких кустах, имевших различный габитус [26] зд. (лат. habitus), внешний облик, наружный вид растения. , как правило со стоящими относительно друг друга под определенным углом, с коротким стеблем, гладкими или шершавыми вечнозелеными листьями, зачастую цветущими в стоящих отдельно аксилярных или терминальных гроздях и округлых ягодах…

К субботу я прочел «Плоды леса» от корки до корки. Опасение, что Йоханна могла еще раз заставит ждать понапрасну, превратил меня в комок нервов. Я написал письмо Ауль, дополнительно заклеил конверт полоской бумаги. О, Ме, придай моим словам силу убеждения всех пророков прошлого! Если бы моя жена выполнила мою просьбу, я был бы спасен. Из кухонного окна она бы без проблем смогла бы наблюдать маневр приземления.

Внизу, в портьере, стало шумно. Пришли первые посетители. С нетерпением кошки, которая сидит перед мышиной норой, я ждал у створчатой двери. Затем я увидел ее меховую шапку и ее черное меховое пальто. Она поднималась по лестнице нерешительно, с понятной боязливостью нормального человека.

Многое, что я делал в эти часы, думал и даже произносил в слух, в прежние времена даже не пришло бы мне в голову. Необычные события нельзя измерить нормальными мерками. Мое мышление приспосабливалось к сложившейся ситуации, я вел себя таким образом, как вынуждало меня к этому мое окружение.

Йоханна сидела напротив меня, ей едва ли удавалось скрыть свое смущение, она была плохой актрисой. Ни слова о причине моего невольного пребывания, несмотря на то, что она уверяла меня, что я выгляжу выспавшимся и отдохнувшим, болтовня о погоде — о чем она еще могла со мной говорить? Душевнобольного нельзя волновать.

Я больше не выдержал этого.

— Послушай, Ханни, — сказал я почти грубо, — я не могу запретить тебе считать меня чокнутым. И если я должен провести здесь всю оставшуюся жизнь, я не подумаю о том, чтобы лгать самому себе. Почему ты действовала поспешно? Я был агрессивным? Нет. Я был рад тебе, но ты не нашла дел срочнее, чем отправить меня в психушку». Я забыл о своем намерении не вспыляться.

— Пожалуйста, не говори так, — умоляла она, — это не правда, я не тебя считаю тебя… — Она побоялась произнести слово. «Когда ты вернулся домой в новогоднюю ночь, ты был действительно болен, Ганс. И господин из полиции посчитал, что будет лучше, если ты попадешь под наблюдение врачей…