Николай Дашкиев - Торжество жизни

Но что он мог сделать?

Степан курил папиросу за папиросой, бегая из конца в конец коридора — семьдесят шагов туда, семьдесят назад. Время тянулось невыносимо медленно. Вот из операционной вышел профессор Кривцов, несколько раз жадно затянулся дымом, прислонился к стене, постоял так и вновь ушел, даже не заметив, что Степан с надеждой и страхом смотрит на него. Промчался санитар — он так спешил, что споткнулся на пороге и не ответил на оклик Степана.

Степан не решался зайти в операционную, где происходила борьба, помочь которой он уже ничем не мог. Он быстро сбежал вниз по лестнице, забрался в глухой закоулок института и, прислонясь к холодной стене, начал считать медленные, тяжелые удары пульса.

Уже начало смеркаться, когда послышался голос Галины, а затем и ее шаги. Она искала его, громко звала, и он, решив, что больной умер, медленно пошел к ней навстречу.

Но Галина бежала к нему радостная:

— Степан Иванович! Он жив! Кризис прошел!

Степана охватило бешеное веселье. Он обнял Галину, поцеловал… Но тотчас же остановился и посмотрел на девушку со смущением. Все-таки он доцент, руководитель отдела. Разве можно проявлять такой телячий восторг? Что подумает о нем Галина?.. Еще обидится, чего доброго!.. Но нет, она ничего не заметила, глаза у нее счастливо сияют, она так возбуждена и взволнована… И как удивительно она похожа на Катю!.. Нет, нет, все в ней иное: цвет волос, форма лица, рост и фигура… Но чем же — не этим ли взволнованным и доверчивым взглядом напоминает она ту, которую он любит?

Он опустился на скамью, склонил голову на руки.

— Степа, не надо так!.. Все идет хорошо!.. Профессор Чижов сообщает, что его исследования близятся к концу… Мы возвратим Катю к жизни… Обязательно возвратим!

Степан медленно поднял голову. Нет, это была не Катя. Это была Галина — у нее все иное: голос, жесты, фигура, цвет глаз… Может быть, даже излишне сухо он сказал:

— Пойдемте, Галочка!

Галина не заметила перемены в настроении Степана. Она не спрашивала себя, почему таким светлым и жизнерадостным кажется ей этот угасающий день, почему так приятно итти рядом со Степаном и почему хочется, чтобы лестница была бесконечно длинной. Она не понимала всего этого, но знала, что за Степаном согласна пойти куда угодно — на подвиг, на жертву. Ведь он победил смерть!

Она посмотрела на часы, чтобы навсегда запомнить этот день, этот час.

Это было девятого июля в восемь вечера.

Посыпанная желтым песочком тропинка вьется между развесистых каштанов и кленов. По обе стороны дорожки — свежая сочная зелень. Цветы, радужные фонтаны, музыка из репродукторов. Смех на веранде. Веселые жизнерадостные люди в светлых пижамах…

Что это — дом отдыха? Санаторий?

Нет, это Онкологический институт — место, где излечивают от страшной болезни — рака.

Такими вскоре будут они все, эти заведения, где борются за жизнь человека. Цветы и музыка, свежий воздух и веселые шутки, — разве не устремлены они к тому же, что и чудесные интерферентные вирус-вакцины? И не такими ли, без стонов, без страданий, видел больницы будущего седоволосый грустный юноша в советском госпитале через несколько месяцев после конца второй мировой войны?!

Степан Рогов идет по аллеям, парка, здоровается с больными, расспрашивает их, шутит, и даже ему не верится в эти минуты: неужели это не сон? Ведь каждый из этих людей уже стоял на краю могилы.

Рогов подходит к худощавому седому мужчине, который, лежа в шезлонге, что-то сосредоточенно жует.

— Ну, как товарищ Дзюба, появился аппетит?

— Ого, Степан Иванович! — мужчина смущенно улыбается и прячет пирожок в карман. — Скажу вам откровенно: никогда в жизни столько не ел! Не успеешь шагу ступить — так и хочется что-нибудь положить в рот. А когда вы мне говорили неделю назад об аппетите не верил. Искренне вам говорю, не верил!

— Да, да! — пожилая женщина подошла к Рогову и смотрела на него благодарными, счастливыми глазами. — Я тоже не верила. Ну чем, думаю, помогут те уколы? И лишь после десятого…

Мужчина, улыбаясь, перебил:

— Вас хоть кололи! А мне хотя бы для приличия показали бы какой-нибудь шприц! Дают микстуру, а я от нее, как чорт от ладана! «Ну ее к дьяволу! — кричу. — Пил, пил, — надоело! Дайте умереть спокойно!..» Нет, Степан Иванович, честное слово, вы хотя бы для проформы делайте уколы. А то — никакой тебе солидности!

— Хорошо, хорошо, товарищ Дзюба! — Степан, улыбаясь, идет дальше. Не впервые слышит он такие пожелания — и шутливые, и серьезные. Никак не привыкнут люди, что можно без мук вылечиться от страшной болезни. Им хочется слышать латинский язык, видеть хитроумные приборы, терпеть боль, — так кажется более надежным… А все это теперь излишне. Можно просто сказать больному: «У вас — рак. Предписываем вам такую-то вакцину. Через месяц выздоровеете».

Несколько минут спустя в своем кабинете он так и говорит:

— У вас действительно рак. И в тяжелой форме. Ну так что же?

У человека, сидящего рядом, в глазах — безнадежная тоска. Ему нехватает воздуха, и он то и дело оттягивает пальцем и без того свободный воротничок.

— Товарищ доцент, но ведь это — рак гипофиза! Гипофиза! человек грустно и недоверчиво качает головой. — На мозгу! Я знаю, что погибну, зачем же эти эксперименты? Лучше уж работать до последнего дыхания. Я не окончил проект, но возможно еще успею…

— Вы за свою жизнь успеете закончить не один, а пятьдесят проектов! Лечиться начнете сегодня. Трижды в день вам будут давать вот такие пилюли. — Степан вынул из шкафа стеклянную баночку, полную небольших белых горошинок. — Эти пилюли состоят из чистого сахара и кристаллического вируса «ВИ-172». Этот вирус вступит в борьбу с вирусом рака и начнет постепенно уничтожать его. Чтобы не было острого кризиса, мы даем препарат незначительными дозами. Через три недели, если не случится осложнений, я разрешу вам работать по два часа в сутки.

— Как?! Так просто? — больной смотрел на Рогова с недоверием. — Так, выходит, что теперь каждый человек самостоятельно может…

— Мой друг! — Степан покачал головой. — Это мнимая Простота! Сколько взяли у вас анализов?

— Двенадцать.

— Так вот представьте себе систему уравнений с двенадцатью неизвестными. Чтобы решить эту систему, нужно немало времени и уменья… А чтобы приписать вам «ВИ-172», а не «Б-40», например, три врача вот за этим столом сидели час. Мы учли оба ваши ранения, ваше повышенное кровяное давление и усиленную деятельность сердца, упорный отказ отдыхать и чрезмерную возбудимость нервной системы… — Рогов улыбнулся.. — Мы учли даже ваше злоупотребление табаком… Вот вам и простота! Но для вас это не должно иметь значения. Выздоравливайте, мой друг!