Ольга Кузнецова - Медленный солнечный ветер

— Хотелось бы быть таким оптимистичным как ты. — Дарко вымученно улыбнулся. — Но мне кажется, не все с ними было так чисто.

— Ты о чем?

— Помнишь эту темную историю с препаратами? С секретными анонимными наблюдениями за психбольными, которым давали какое-то "лекарство"?

— Ну?

— А что, если провести связь? — Дарко открыл глаза и, глубоко вдохнув, посмотрел прямо на Димитрию. — ООН заранее подготовилась к визиту наших "гостей", ничего не сообщая ни людям, ни правительственным организациям. Они через официально безнадежных людей — то есть сумасшедших — смотрели, как будет вести себя вирус, пересылая его за границу.

Димитрия встряхнула головой.

— Получается как-то слишком складно, солдат. Не верю я во все это.

— Хорошо. Помнишь, как летом тридцать второго убили одного из членов совета. В его крови нашли какое-то странное вещество — хлорофенин, кажется, а судмедэкспертиза заключила, что у него были серьезные психологические отклонения.

— Я никогда не смотрела новостей. — Девушка с извиняющимся видом развела руками в стороны.

— Ах, да, прости, — желчно пробормотал Дарко, и Димитрия скривилась. — Тебя хоть что-нибудь тогда интересовало? Или ты только лазила по соседским грушам?

— Я ходила в секцию по плаванию. Пыталась посещать другие кружки, но ничего не вышло. Я нигде не могла усидеть на месте дольше десяти минут.

— Кто твои родители?

— Отец — генетик. Ничего особенного. Мать была сотрудницей его лаборатории.

— Служебный роман? — хмыкнул Дарко.

— Куда уж там. Моя мама всегда крутила хвостом и всегда об этом любила хвастаться. Даже странно, что она обратила внимание на тихоню-генетика в очках. То, что она согласилась потом выйти за него, странно вдвойне. Я пыталась выведать у отца, как он завоевал мамино расположение, но это было все равно что об стену горох. В ответ на мои вопросы он только улыбался. Меня это жутко бесило.

Они снова вернулись к своей обычной манере общения. По странной закономерности, оба забывали о прошлых обидах, лишь стоило одному из них оказаться укушенным диким котом или получить удар "бритвой".

Еще некоторое время они беззаботно болтали. Хранимира при этом всегда оставалась в стороне. Затем Димитрия, неожиданно вспомнив о том, где она сейчас находилась, спросила:

— Что теперь, солдат?

Раскрывать все карты Дарко пока не очень-то хотелось, но он понял, что с Димитрией игра в шпионов не пройдет.

— У меня здесь есть знакомые среди… таких, как я. Я планирую связаться через них с вертолетной станцией на границе России, а также одолжить машину.

— Вроде той, на которой Зорко довез нас до Белграда?

— Типа того.

— И… Дарко?

— Чего тебе? — Она снова называла его по имени. Это его насторожило.

— Про то, что я наговорила тебе в поезде. Не бери в голову, хорошо?

Дарко резко встал, ничего не ответив. С одной стороны он знал, что пытающаяся извиниться Димитрия — это как восьмое чудо света. Но с другой стороны ему не хотелось больше возвращаться к этому разговору.

Они не должны были связываться друг с другом (да и какая может быть связь за семь дней?), не должны были быть друг у друга в долгу, не должны были знать друг о друге больше, чем просто имена. Если все сложится удачно, они расстанутся на финско-норвежской границе; Дарко вручит ее своим людям, а сам вернется на корабль к капитану Лексе и его команде. Технически все выглядело очень просто.

Они не должны были запоминать лиц друг друга, хотя Димитрия нарисовала бы у себя в мыслях портрет Дарко даже с закрытыми глазами.

Хранимира наблюдала же за всем происходящим как бы со стороны. И ей было страшно, потому что за нее никто никогда не будет готов отдать свою жизнь, как эти двое готовы были грызться друг за друга. Внезапно она вдруг снова вспомнила Огнека и ту жизнь, которую он ей предлагал. Она отвергла его со всей гордостью и смиренностью, свойственным настоящей дочери Господа, — но что-то не давало покоя.

Впервые в жизни Хранимира приняла мысль, что ее жизнь могла бы быть иной. Они с Огнеком могли бы быть как эти двое — ну, ладно, пусть не совсем так, но все же. Они могли бы с ним разговаривать. Она бы рассказала ему про свою жизнь в монастыре, про Деву Марию, про дни поста и про пасхальную службу — самый красивый праздник в году, который Хранимира любила даже больше, чем рождество. Если бы тогда она ответила Огнеку согласием, он бы не стал ее преследовать как одержимый, не потерял бы руку из-за нее, не попытался бы убить ее в одном из вагонов идущего в Сибирь поезда.

— Ранка? — обеспокоенно позвала Димитрия. Было что-то жутковатое в том, как Хранимира имела особенность задумываться: закатывала глаза, точно в трансе, и едва заметно дрожала.

На этот раз ядовитый дождь продлился совсем немного. Все трое вышли из ангара как раз в тот момент, когда из-за туч наконец осмелилось полностью выйти полуденное солнце. Чем глубже становилась осень, тем назойливей оно светило, хотя, казалось, все должно было быть совсем наоборот. Дарко наконец сжалился над полуобнаженной Димитрией и отдал ей свой свитер, куртку при этом оставив себе. Девушка молча приняла одежду и без колебаний натянула ее на себя. От свитера приятно пахло, и Димитрия на короткий миг забылась, представляя, что она лежала у себя в кровати в квартирке на Дражской улице под теплым стеганым одеялом. Больше всего на свете девушка сейчас мечтала о горячем душе, хорошей книге (пусть даже это будет что-то из допотопной фантастики, где Посланцы — это милые добрые зеленые создания с симпатичными антеннами на головах) и чашке крепкого кофе.

Они молча пересекли весь город, то и дело натыкаясь на растяжки между домов, призывающие всех жителей голосовать за свободную жизнь. Русского Димитрия не знала, но о содержании агиток догадывалась.

Ей нравилось в этом незнакомом безымянном месте. В воздухе тут стоял сырой сладковатый запах, а сам город был как-то ближе к природе. Наверное, так жили их предки пару десятилетий назад.

Кое-где на улицах стояли брошенные цистерны, на которых в город поставлялась чистая питьевая вода. Воды в них теперь, конечно же, уже не было.

— Мы чувствуем боль. Спина. Спина… — неожиданно подала голос Хранимира, хватаясь за позвоночник. Монашка согнулась напополам и, громко харкнув, сплюнула на землю жидкость зеленоватого цвета. Димитрия предпочла не задаваться вопросом, что это было.

Дарко быстрыми движениями ощупал спину беженки.

— Я не врач, но могу сказать точно: у нее неправильно сросся позвоночник из-за того, что ее тело имеет свойство очень быстро регенерировать.

— Что мы можем сделать? — спросила Димитрия. После того, как Хранимира спасла ей жизнь, они уже не вели речь о том, чтобы избавиться от беженки — они просто тактично умалчивали о том, когда они с ней расстанутся. Не будут же они вечно таскать ее за собой.