Ольга Кузнецова - Медленный солнечный ветер

На мгновение взгляд Димитрии встретился с его взглядом, и девушка окоченела от ужаса. Хуже всего было то, что в сложившейся ситуации она уже ничего не могла сделать. Она своими собственными руками преподнесла себя этому мерзавцу на блюдечке с голубой каемочкой.

Он говорил на незнакомом ей языке. Говорил медленно. Чувствовалось, что Николас Кингстон был уверен в каждом своем слове, каждом своем "случайно" брошенном взгляде, каждом своем изящном жесте. И он был уверен, что в этот вечер он наконец завершит то дело, которое начал еще много лет назад.

Димитрия видела, что все слушали его так, как будто он — новоявленный Будда, который сейчас явит людям истину. Они буквально были загипнотизированы его сладкими словами. Возможно, если бы Димитрия могла понять суть разговора, то ощущала бы себя точно так же.

В спешке девушка окинула зал, в котором собралось, по меньшей мере, несколько тысяч мужчин, и все — как один в черных комбинезонах с золотой нашивкой. Отыскать единственного человека, который мог в данной ситуации Димитрии помочь, просто не представлялось возможным. Это было все равно что искать иголку в стоге сена. Или еще хуже — черную иголку среди таких же — черных.

Но что-то подсказывало Димитрии, что на слет Дарко не явился, иначе капитан Лекса не стал бы врать по поводу того, что видел его.

Димитрия легким прикосновением отвлекла медбрата Томо (у того так и светились глаза от радости) и тихо произнесла:

— Мне надо в туалет.

Томо удивленно вскинул брови.

— А это не может подождать? — взмолился он шепотом, параллельно продолжая выслушивать речь всеми уважаемого докладчика. — Хотя бы минут двадцать, прежде чем начнется самое главное?

Про это "самое главное" предатель Томо, конечно, и словом не обмолвился. И чем он был лучше Дарко после этого? Димитрии оставалось только надеяться, что это "самое главное" не состояло в том, что ее публично сварят в медном котле.

— Нет, мне нужно сейчас, — настаивала Димитрия.

"Отлично. У меня есть целых двадцать минут".

Еще после тридцати секунд препирательств Томо наконец сдался и тайком провел Димитрию к заднему выходу, в общих чертах объясняя ей, где в здании находится туалет. На самом деле Димитрию больше всего интересовало, где в этом здании находился выход.

Человек с голубыми глазами тем временем пал жертвой собственного самолюбия. Его речь кипела и бурлила. Он говорил этим людям о будущем, которое сможет принести им этот эксперимент. Еще минут пятнадцать в своей речи он планировал отвести на красивые слова, манящие этих глупцов как хищные цветы своей нежной серединкой манят безмозглых мух. Николас не заметил двух фигур в черных комбинезонах, бесшумно скрывшихся в дверном проеме.

Ничего не подозревающий медбрат Томо довел свою подопечную до угла, а затем сказал ей, что подождет ее здесь.

Это было проще простого. Димитрия сделала вид, что хлопнула входной дверью в туалетную комнату (по половому признаку комнаты естесственно не различались — кто будет заниматься такой глупостью на острове, где живут одни мужчины?), а сама быстрыми шагами пересекла коридор и на одном дыхании нажала на кнопку лифта. Спасли ее, как ни странно, отцовские ботинки. Тяжелые армейские сапоги, которые здесь носили все без исключения, выдали бы ее с головой. А звенящее по белому мрамору лунное железо — это лучшее оружие, если хочешь выдать себя с головой.

Оказавшись на улице, Димитрия замерла. Она совершенно не знала, где ей искать человека, с которым она до этого нарочно не искала встречи. Осложнял дело особенно тот факт, что в Городе Димитрия была впервые. Все, что она успела запомнить, это дорогу от "лифта" до медицинского центра, а затем дорогу от медицинского центра к этому огромному зданию, верхушки которого не было видно даже за искусственными облаками. Вот каковы были все ее маршруты.

А затем Димитрию словно озарило.

"Мне больше нравится на земле", — так сказал он ей тогда, в машине, прежде чем поцеловать. Димитрия тогда была просто не в состоянии придираться к его словам, но сейчас это могло значить очень много.

А именно — Дарко остался внизу.

И как угорелая Димитрия помчалась по единственно знакомому ей маршруту. В любой момент медбрат Томо мог поднять тревогу из-за ее исчезновения. Нет, он, безусловно, был хорошим человеком и в какой-то степени даже ее друг, но он был слишком прост — доверь она ему свою тайну, он моментально бы раскололся, потому что ему скажут, что так будет лучше для него и для всех остальных. Такие как Томо — плохие напарники. Вот Дарко…

Димитрия не стала развивать эту мысль. Она отбросила все постороннее в сторону, заперла все переживания где-то глубоко внутри (оставила на потом) и вложила всю себя в этот бег. Она чувствовала, как напрягаются мышцы, как боль пробуждает ее самый сильный инстинкт.

Бежать.

Между ветром и Димитрией в этот момент не было никакой разницы. Она летела как ветер. Она была ветром.

Тяжело дыша, Димитрия остановилась перед пустой площадкой, где, насколько она помнила, появился в последний раз лифт, способный доставить ее обратно. Но на месте не было никаких опознавательных знаков, никаких кнопок — словом, ничего, что могло бы вызвать чудо-кабинку.

— Пожалуйста, — терпеливо процедила Димитрия сквозь зубы. — Я не прошу превратить воду в лунное золото — просто спусти меня на землю.

Димитрия не знала, скольким еще чудесам предстояло сбыться в этот день (или ночь — по Городу никогда точно не скажешь), но уже спустя несколько секунд она ехала в кабине бесшумного лифта, спускающего ее с небес обратно на землю.

Только сейчас Димитрия заметила, что, несмотря на позднюю осень, снег в округе еще не выпал. Голые скалы и обнаженные пустоши — эти земли не скрывали ничего. Им больше нечего было скрывать. Мертвые равнины были словно огромное кладбище, на котором похоронено все человечество. А надгробная плита — высокая башня, стоявшая посреди всех этих полей как белое на черном, как инородное тело.

Она нашла его на одном из уступов. Он сидел и смотрел куда-то вверх — на зеленые всполохи на небе.

Она упала от усталости на колени подле него.

— Здесь такой рассвет? — Димитрия слабо улыбнулась.

От неожиданности Дарко вздрогнул.

— Димитрия, какого?.. — спросил он ошарашенно, несколько раз сморгнув, чтобы убедиться, что это не сон.

— Мне нужна твоя помощь.

И ее глаза — эти самые странные в мире глаза — полные отчаяния, заставили его поверить в то, что она действительно нуждалась в нем. Не как Эва когда-то — это была эфемерная потребность, фальшивка, мишура. Димитрия действительно нуждалась в нем. В ее глазах был страх.

"Чего могла бояться девушка, которой было уже нечего терять?"