Александр Казанцев - Арктический мост

Известие о гибели Кото прошло как-то мимо О'Кими. Ее не интересовали пересуды родственников, видевших теперь только одного претендента на руку О'Кими. Но когда о замужестве заговорили с О'Кими всерьез, она испугалась. Ей это показалось кощунством.

Непонятное упорство сбило с толку родственников, вызвало возмущение. Но на помощь О'Кими снова пришел отец. Его финансовое положение и научная репутация настолько укрепились, что он мог позволить себе не считаться с японскими традициями и родней.

О'Кими не вышла замуж за Муцикаву.

Взбешенный категорическим отказом, жених скрылся. Говорят, он уехал не то в Индонезию, не то на Филиппины, поступив на службу в иностранную авиационную компанию...

Кими-тян опустилась на ступеньки. Храм ее горя был построен в утонченном японском стиле. Крохотные ворота из двух столбов с изогнутой перекладиной вели в маленькое помещение.

Дождавшись, когда тень от ближайшего дерева достигла ступенек, О'Кими вошла в храм и приблизилась к алтарю.

Здесь, в нише, стоял полированный деревянный ящик прекрасной работы, покрытый, как решеткой, полосами красного лака и золота. Буддийские религиозные традиции были соблюдены в мелочах.

Никто из родственников О'Кими, из любопытства заглядывавших в этот храм, не мог заподозрить, что внутри этого красивого ящика не стоит в окружении золотого блеска маленький Будда в темно-синем платье с позолоченным лицом.

Содержимое ящика было совсем другим.

Оно вполне могло привести в священный тре. пет всякого благопристойного японца.

Убедившись, что она одна, Кими-тян осторожно открыла лакированную крышку.

Там, в траурной рамке, была помещена большая фотография, вырезанная из какого-то иллюстрированного журнала. Молодой человек с худощавым, немного скуластым лицом и энергично сдвинутыми бровями шагал по мокрому от дождя тротуару. Рядом с ним шла маленькая японская девушка в европейском платье. Ее миловидное лицо было опущено, в позе ощущалась робость.

Печально смотрела О'Кими на фотографию. Как давно это было!

Всего лишь несколько минут они были вместе. Их автомобили остановились рядом перед подъездом нью-йоркского отеля, где должно было состояться учредительное собрание общества его плавающего туннеля. Они шли с ним плечом к плечу, говоря об Арктическом мосте, а кто-то из репортеров снял их. Как благодарна она неизвестному репортеру! Как много счастливых и вместе с тем горьких минут доставила О'Кими эта фотография!

Кроме фотографии, в ящике лежала красивая тетрадь-альбом в деревянном переплете, покрытая красным лаком с черными и золотыми цветами.

Стихи О'Кими... Ее несбывшиеся грезы, жившие лишь на бумаге!

Встретились с ним мы

Впервые, как осенью

Падали листья...

Снова сухие летят,

Летят на его могилу!

Стихи были написаны на первой странице.

Это были те строки, которые в виде тени отбросил на землю небольшой качающийся фонарик на склоне Фузиямы.

О'Кими опустилась на колени перед своим алтарем - алтарем своих наивных грез и сентиментальных мечтаний, глядя на дорогое ей лицо человека, может быть, никогда и не вспоминавшего о ней.

Вдруг девушка вздрогнула. Она почувствовала, что сзади нее кто-то стоит. Не оборачиваясь, она сжалась в комочек, втянула голову в плечи.

Большая рука легла на худенькое плечо О'Кими.

-- Кими-тян, моя маленькая Кими-тян, - тихо сказал старый Усуда.

Девушка быстро обернулась. Она испуганно смотрела на отца.

Усуда стоял перед ней и качал коротко остриженной головой. Он смотрел на фотографию, где Кими-тян шла рядом с русским инженером.

Они долго молчали.

Шум большого города проникал сюда приглушенным, похожим на рокот прибоя.

Медленно закрыл Усуда крышку ящика и повернулся к дочери. Она сжалась еще больше, словно ожидая удара.

Усуда сказал все тем же тихим, даже печальным голосом: - Неужели, моя маленькая Кими-тян, это было так серьезно?

О'Кими наклонила голову.

- Да, отец.

- И поэтому ты не хочешь выйти замуж?

- Да, отец... - Кими-тян заплакала. - Я никогда, никогда не буду теперь счастливой.

Старик задумался. Его широкий львиный нос сморщился. Может быть, он хотел улыбнуться, но это больше походило на гримасу.

- Я был слеп, - сказал он и повернулся.

Уже отойдя несколько шагов, он бросил через плечо сухим, черствым голосом: - О'Кими, этот храм - кощунство... И если бы кто-нибудь узнал... Он передернул плечами и пошел по дорожке.

Кими-тян окаменела. Она ждала взрыва, но отец сдержался. Теперь можно было ждать самого худшего.

Бережно взяла она из ящика драгоценную фотографию, тетрадь стихов и газету - проклятую, зловещую газету, принесшую весть о его гибели...

Усуда прошел в кабинет и сказал: - Сегодня день совпадений, а может быть, знамения. Дайте мне это письмо из Сиэтля.

- Какое письмо, Усуда-сударь? - почтительно справился секретарь.

- Письмо от моего друга, психиатра.

- Окажите благодеяние, Усуда-сударь, оно лежит у вас на столе.

Усуда заперся в кабинете.

Месяц прожила в страхе О'Кими. Отец желал ее видеть, но и не позволял ей никудв отлучаться из дому.

... Однажды к особняку Усуды подъехала санитарная карета. О'Кими вместе с Фуса-тян видела белые халаты, носилки. К изумлению девушки, больного доставили прямо в кабинет к Усуде. Раньше профессор никогда не имел дела с такого рода больными.

Усуда стоял у дверей, наблюдая, как сани тары перекладывали больного на широкий европейский диван.

- Спасибо, - сказал человек на носил ках, - теперь я уже могу сидеть. Он откинулся на спинку дивана, провел рукой по седеющей бороде, и равнодушно оглядел незнакомую обстановку. Санитары, низко кланяясь Усуде, вышли.

- Это вы - профессор? - спросил человек, сидевший на диване.

- Будем знакомы,-сказал Усуда, потирая руки и усаживаясь за стол.

Несколько минут длилось молчание.

- Мой друг,- начал тихим голосом Усуда,- вы представляете несомненный интерес для психиатра.- Он вскинул глаза на своего гостя. Тот сидел не шевелясь.- Передо мной, продолжал Усуда,- лежит история вашей болезни. Не знаю, насколько вы осознаете теперь, что несколько лет назад там, в Сиэтле, только обострение вашего недуга, паралич на почве старого ранения позвоночника и провал памяти спасли вас от электрического стула. - Пациент нахмурился. - Известны ли вам все обвинения?

- Память полностью вернулась ко мне вместе со способностью передвигаться, профессор,- прервал Усуду незнакомец, пытаясь подняться с дивана.

- Не надо, не надо, - остановил его Усуда вставая.

Больной сел, а Усуда прошелся по комнате, внимательно вглядываясь в осунувшееся бородатое лицо незнакомца, опустившего полуседую голову.

- Вы будете у меня на излечении.