Игорь Колосов - Идущий

Цена, которую упомянул Драго, была немыслимой, самые дорогие лошади стоили не больше пятидесяти монет. Лошадь же, на которой восседал воин гарнизона Антонии, таковой не являлась. Конечно, у Драго не было подобной суммы, впрочем, монах всё равно бы не пожертвовал ей. Он протянул кошель, где лежали двадцать семь монет, изобразив на лице алчность, схлестнувшуюся двумя противоположными волнами.

— Бери, бери, я сам не понимаю, что со мной происходит. Тут ровно двести монет.

Всадник остановился, и видно было, как он заколебался. Драго рассчитывал, обойтись оставшейся наличностью, только бы не прибегать к оружию. Быть может, когда всадник выяснит, сколько монет ему вручили, Драго будет далеко.

Однако малый, по–видимому, не был простаком. Во всяком случае, думал он быстро. Лицо его изменилось, вместо колебания появилась недоверчивая, немного хищная улыбка.

— Брось болтать, — процедил он. — У такого бродяги и монеты не найдёшь.

Драго вытянул руку с кошелём.

— Посмотри сам, сколько…

— Прочь с дороги!

Всадник не стал выяснять, возможно ли подобное, он просто пришпорил лошадь, и Драго едва успел отскочить. Ну, что ж, подумал монах, остался только один вариант. Будь ты глупее, по крайней мере, остался бы с суммой, которую твоя лошадь и стоит. И при этом не испачкал бы одежду.

Драго выхватил хлыст, отстранённо заметив, что ближайший к нему человек уже наблюдает за происходящим. Драго успокоил себя тем, что происходящее, не имея отношения к мальчику и воинам Правителя, сойдёт за действия члена какой–нибудь банды. Монах молниеносно взмахнул хлыстом, и его конец опутал горло всадника. Драго плавно потянул хлыст на себя, что позволило развернуть скакуна и направить его назад. Всадник хрипел, пытаясь просунуть под хлыст пальцы.

Драго выждал секунду и дёрнул рукоять хлыста на себя. Воина сбросило на землю, и он поблек в облачке дорожной пыли. Монах запрыгнул на коня и пришпорил его, на скаку смотав хлыст. Вслед послышался гневный крик, но в нём было больше от обиженного ребёнка. Двое мужчин, по виду явно ремесленники, отскочили в стороны, не рискнув встать у разбойника на пути, хотя Драго заметил, что у одного поначалу возникло стремление вмешаться. По–видимому, подействовало то, как Драго управлялся с хлыстом.

За ближайшие сто метров Драго наблюдал ещё с десяток испуганных лиц и недовольно качал головой. Он оставлял следы, он наследил по–крупному. Когда всё останется позади, ему придёться объяснять Старху и Совету Ордена, что иначе было нельзя.

Драго гнал лошадь и, когда появилась развилка, он притормозил, подняв тучу густой пыли. Больше было шансов, что гвардейцы направились в Лакаслию, но Драго хотел подтверждения. Он осадил лошадь, рассчитывая изучить землю в надежде обнаружить следы, и на его счастье со стороны Лоредо показались трое крестьян. Драго направил коня к ним и грозно заорал:

— Именем Правителя! Вы видели четверых гвардейцев, скакавшим вам навстречу? Отвечайте правду!

Подобный напор заставил крестьян попятиться. Они явно перепугались, не зная, что же лучше сказать. Драго засмеялся, заставив крестьян расслабиться.

— Языки попроглатывали, что ли? Видели ли вы воинов Правителя или нет, чума вас забери?

Один из крестьян заискивающе заулыбался, другой пролепетал:

— Никого не видели, брат мой. Клянёмся. Я…

Драго не стал слушать, что ему ещё хотел сообщить крестьянин. Монах хлестнул коня, проломившись сквозь густой подлесок на другую сторону развилки, и оставил за собой шлейф ленивой, заторможенной пыли.

Он хлестал лошадь, хлестал и хлестал, нещадно, монотонно, вырывал из бедного животного всю его мощь. Он чувствовал, что не успеет настичь гвардейцев прежде, чем они приблизятся к Лакаслии. Он не обращал уже внимания на любопытствующие, настороженные взгляды людей, встречавшихся на пути.

Лошадь стала задыхаться, хрипеть, но Драго не позволил ей сбавить темп. Когда дорога покинула лес, и монах увидел всадников в бордовых плащах, он понял, что не успел. Он ещё немного сократил расстояние, когда почувствовал, что конь вот–вот падёт. Драго направил его с дороги и успел спрыгнуть, прежде чем несчастное животное завалилось на землю, заходясь глухим, жутко затихающим хрипом.

Посматривая в сторону гвардейцев, приближающихся к городу, Драго подошёл к умирающему животному. Опустился рядом на колени и приложил рук к его шее.

— Прости, — прошептал монах, не задумываясь над тем, что большинство талхов, как и он, лучше относятся к животным, нежели к людям, не входящим в Орден. — Прости, но твоя смерть позволила настичь тех, кто схватил мальчика. Прости за столь высокую цену. Спи спокойно, красавец.

Жизнь ещё теплилась в лошади, какие–то крохи её, но Драго нужно было спешить, и он оставил животное, чтобы направиться к Лакаслии.

Дини открыл глаза, его привёл в чувство какой–то шорох. Что–то скреблось где–то наверху.

Чувства возвращались в тело мальчика медленно. Вместе со слухом вернулось обоняние, и Дини услышал запах свежего сена и конского пота. Последним было пропитана его собственная одежда. Запах был необычным и, бесспорно, очень приятным. Это был очень дорогой запах. В сознании мальчика лошади с детства были чем–то недосягаемым. И всё, что с ними связано, автоматически превратилось в такое же несбыточное.

Теперь же Дини насквозь пропах этим несбыточным. Мысль вызвала улыбку, хотя мальчик и не осознал, что улыбнулся.

Следом за обонянием возвратилось зрение, и мальчик понял, что находится в каком–то закрытом помещении. Скоро он догадался, что темнота означала ночь. Зрение и запахи оживили память. Основной силой в оживлении был запах конского пота.

Дини вспомнил мужчин в бордовых плащах, пронзительные взгляды, круп лошади под собой. Его схватили воины Правителя и куда–то везли. Мальчик смутно помнил дорогу, не имея ни малейшего представления, сколько времени она заняла. Он был настолько обессилен, что с того момента, как гвардейцы схватили его, он так и не приходил в сознание.

Что с ним происходило? Конечно, Дини знал ответ на этот вопрос. В течение одного вечера он вылечил четверых человек. Раньше такого не было. Он переутомился, выжал из себя по максимуму. Ему необходимо было лежать после этого несколько дней, лежать и спать, не вставая даже для еды. Но обстоятельства сложились так, что он покинул дом, где вылечил последнего человека. То, что Дини не находился в покое, лишь продлило его состояние.

Неосознанно он знал причину, заставившую его войти за один вечер во столько домов сразу. Он чувствовал страх и какую–то вину перед людьми, от которой он так и не смог избавиться. Страх был глубинный, в несколько слоёв. Причиной тому были люди, едва не схватившие его в лесу. Даже странный мужчина, возникший следом и атаковавший их, не внушил Дини доверия. Кроме боязни, что он не сможет продолжить путь, был страх, что этим он погубит многих людей, которые в нём так нуждались. Это и вылилось в такое количество больных за один вечер.