Роман Злотников - Рождение

Минут пятнадцать спустя офицер разочарованно выпрямился. За все время наблюдения ничего не произошло. Змей Горыныч все так же неторопливо извивал свои кольца, ни скорость, ни частота, ни амплитуда перемещений не изменялись. Остальное содержимое зала пребывало в неподвижности. Что ж, если внешний осмотр из проема коридора ничего существенного не дал – значит, следует изучить все подробнее с близкого расстояния. Старший лейтенант снова пригнулся и устремился вперед короткими перебежками, умело передвигаясь от укрытия к укрытию. Он уже почти добрался до «подножия» Змея, в живой природе которого у него появились сомнения, несмотря на то, что гигант по-прежнему медленно извивался и даже шевелил чешуйками, как вдруг откуда-то сзади и слева послышался негромкий голос:

– Здравствуй!

Иван резко обернулся, тут же уходя вправо и прячась за укрытие. Человек! Высокий мужчина, физически развитый, необычно одетый, без оружия (вроде бы, потому что как может выглядеть здесь оружие, старший лейтенант не смел даже предполагать – да как угодно!), с элегантно подстриженной бородкой и усами. Вот и все выводы, которые можно было сделать при первом взгляде на хозяина этого места… Если это действительно хозяин.

Офицер замер, настороженно разглядывая появившегося перед ним мужчину. Тот вскинул руку в успокаивающем жесте:

– Не бойся! Я не сделаю тебе ничего плохого.

Иван криво усмехнулся. Ну, насчет того, кто кому может сделать что-то плохое, он бы не был так уверен. Однако не лезть же в драку сразу же, не имея никакой информации. К тому же этот тип ведет себя вполне мирно, не приказывает, не угрожает, не требует. Пожалуй, можно попытаться его по расспрашивать, не применяя специальных мер воздействия. Ну, на первых порах…

– Кто ты?

– Меня зовут Беноль. Я ученый.

Ученый – это серьезно. И хотя дядя, судя по имени, является иностранцем, ученые определенно принадлежат к прогрессивному человечеству, а все прогрессивное человечество сочувствует героической борьбе советского народа с немецко-фашистскими захватчиками. Так что, пока не видно охранников – а такой объект, пожалуй, должны охранять эсэсовцы, – можно попробовать столковаться с этим ученым и раздобыть хоть какое-нибудь оружие, а то и вообще выбраться отсюда.

– Ученый – это здорово. Старший лейтенант Воробьев. Иван Федорович. Товарищ Беноль, вы не подскажете, где здесь можно…

– Не торопись, – вскинув руку, остановил его ученый. – Мне многое нужно вам рассказать. Но я прошу вас подождать, пока очнутся ваши товарищи.

Товарищи?! Так значит, из его роты выжили еще несколько человек?! Вот это здорово! Настроение у Ивана сразу улучшилось. Интересно, кто? Хорошо бы кто-нибудь из ветеранов. С надежной поддержкой он бы здесь развернулся. Наизнанку бы этот секретный объект фрицев (а в том, что это именно секретный объект, русский офицер уже не сомневался) вывернул… Впрочем, старший лейтенант воевал слишком долго, чтобы тешить себя пустыми надеждами. Война – штука непредсказуемая. И жестокая. Кто выжил – тот выжил. И тому рады будем…

– А как скоро это произойдет?

Назвавшийся странным именем Беноль ученый сделал причудливое движение, которое, как догадался Иван, должно было изображать что-то типа пожатия плечами, и произнес:

– Не знаю. Я проводил этот эксперимент в первый раз. Ты очнулся первым. Как скоро очнутся другие – мне неизвестно.

И тут старший лейтенант внезапно почувствовал, что у него отчего-то отчаянно болят губы, а в следующее мгновение до него дошло, что разговор с ученым велся на каком-то незнакомом ему языке. Иван знал десяток-другой фраз на финском, с сотню слов и фраз на немецком и теперь уже с полсотни на румынском. Но этот язык был ему совершенно точно не знаком. Однако он не просто понимал, что ему говорил загадочный Беноль, но и отвечал ему на том же языке… Из-за этого и заболели губы, непривычные к такой артикуляции… Он ошеломленно уставился на ученого и только открыл рот, чтобы задать вопрос, как вдруг в проеме, расположенном слева от Беноля и почти напротив Ивана, шатаясь, появился еще один человек. Сделал шаг, другой и, выйдя из легкого полумрака коридора, предстал взору офицера во всей свой красе. Это был кореец. Ну вроде как. Во всяком случае, он сильно напоминал красноармейца Пака, которого лейтенант Воробьев обучал на снайперских курсах, где прослужил инструктором три месяца в сорок третьем. Ну вылитый Пак – такой же мелкий, кривоногий и тощенький. Корейцу явно было плохо, и Ивану припомнилось, как туго пришлось ему самому, когда он только очнулся на том своем ложе…

– Вот и ответ на твой вопрос, – послышался мягкий, но звучный голос ученого. – Остальные тоже начинают приходить в себя.

Иван стиснул зубы. Так это что же, остальные, про которых говорил Беноль, – не из его роты? А он-то губу раскатал… Ну что ж, значит, надо будет создать смычку с товарищами с Востока. Организовать, так сказать, местный Интернационал. А уж потом можно и… Но продолжить планирование ему не удалось, потому что еще из двух проемов, расположенных справа и слева, показались две шатающиеся фигуры. По виду вполне себе европейцы, во всяком случае никаких признаков монголоидной расы – ни узких глаз, ни желтой кожи у них не наблюдалось.

Появившийся из левого проема стриженный под бокс черноволосый мужчина оторвал руку от стены, сделал шаг вперед и едва не упал. Ухватившись за какую-то плоскость, выступающую из пола, он пробормотал:

– Ah, damn it… How much could I drink yesterday, if now I feel so crummy? What a potz I am! And what a shlimazl can tell me, where the hell I am? [13]

Тот, кто вышел одновременно с ним из правого проема, вытаращил на чернявого глаза и ошарашенно произнес:

– Jude? [14]

Иван почувствовал, как у него рефлекторно стиснулись кулаки. Это слово на немецком он знал. Выходит, всё точно – фрицы! Ну держитесь, суки…

– Jude! Jtidische Schwein! [15]

– Nazi? [16]– столь же удивленно отозвался чернявый, а в следующее мгновение, когда он перевел взгляд на корейца, его лицо исказила такая же гримаса отвращения, которая в этот момент полыхала на роже у немца, и он завопил: – Jap! Yellow assed macaque!!! [17]– но в следующее мгновение был сбит с ног мощным хуком немца и покатился по полу.

– Jude!!! – орал фриц, прыгая на упавшего чернявого и хватая его за горло обеими руками.

Этого старший лейтенант уже стерпеть не мог. В Киеве он с офицерами батальона побывал на месте массовых расстрелов эсэсовцами киевлян в Бабьем Яру. Жуткое зрелище. Ряды и ряды полуразложившихся человеческих тел, присыпанные землей. А под ними тоже слой земли – и новые ряды, и еще… Замполит рассказывал, что эсэсовцы организовали там настоящий конвейер. Привозили людей, делили на группы – отдельно женщин, мужчин, детей, выстраивали по размерам одежды и приказывали раздеваться. После чего, уже раздетыми, подгоняли к краю рва и сдирали с голых людей обручальные кольца, перстни, вырывали из ушей серьги, а потом, поставив на колени, убивали выстрелом в затылок. Последним актом был осмотр полостей рта у трупов на предмет золотых зубов. Эсэсовцы сбрасывали тела в ров, ценности оприходовали, заранее разложенную по размерам одежду упаковывали в ящики и, загрузившись в машины, отправлялись за новой партией жертв…