Андрей Дмитрук - Хозяева ночи

Совершив сей славный подвиг, Витюля не утаил его от старшего брата, за что и получил трепку. Но, наказав малыша в воспитательных целях, брат втайне преисполнился восхищения и поведал друзьям-приятелям о мудрости «Пузыря».

И теперь Ира Гребенникова с лучшей своей подругой Натахой, с Виталиком, который по школьному определению считался Натахой «Пусечкой и лялечкой», а также с маменькиным сынком Олегом — у изразцовой печи, где огонь был разведен скорее для романтики, чем для тепла, слушала Ира хриплые нестройные звуки, доносившиеся из-под пола. Звуки детской дудочки.

«СЛ — смешанно-лесная зоогеографическая провинция. Полесский зоогеографический округ…» Фу, передохнем… Так, поехали дальше. «СЛ-1 западный район, СЛ-2 — центральный район, СЛ-3 — восточный район». Чудненько. А кто же у нас там водится? Богдан аккуратно стряхнул с пера лишнюю каплю туши, заглянул в машинописный текст и принялся вырисовывать: «Копытные: лось, олень благородный, косуля, свинья дикая…» Он вспомнил, какие у дикой свиньи забавные полосатые детеныши, точь-в-точь арбузы на ножках, и потихоньку засмеялся.

От работы над подписями и большой карты млекопитающих республики Богдана оторвала Леночка, секретарша директора музея:

— Нестеренко, на ковер!

Леночка была юная и беспечная, как щенок охотничьей собаки; она бодро вышагивала впереди по длинному коридору, раскачивая широкой голубой юбкой с накладными белыми карманами, а Богдан плелся за ней, и у него неприятно посасывало под ложечкой. О нет, Яков Матвеевич был совсем неплохим начальником: не давил своим действительно немалым научным авторитетом, не был тираном или педантом. Наоборот: ко всем сотрудникам, независимо от ранга, директор относился отечески, не загружая пустой работой, был щедр на шутки и улыбки. И все же, несмотря на молодость и недостаток жизненного опыта, Богдан бессознательно не доверял вечному благодушию Якова Матвеевича.

Директор встретил лаборанта в своем обычном духе: с прибаутками насчет того, какой большой стал Нестеренко и не собирается ли он жениться; похлопал парня по плечу, указал на истертое кожаное кресло. В тесноватом кабинете царил вполне домашний беспорядок, лишавший визиты к «самому» последнего оттенка официальности. Наваленные на подоконники подшивки газет; чучела птиц и лягушки в банках, оставленные чуть ли не основателем музея, чудаковатым помещиком гоголевских времен; штабеля книг; клетка с канарейкой, наивно полуприкрытая цветастым ситчиком — и, конечно же, пласты застоявшегося табачного дыма…

Устроив Богдана и привычном жестом подвинув к нему пепельницу, хотя тот не курил, Яков Матвеевич плюхнулся по другую сторону стола и с полминуты молча смотрел на гостя, комично вытаращив глаза под круглыми очками. Наконец, сказал:

— Н-да-а-а… Что же это ты, Богданчик, голубь ты мой сизый? Оперился, значит? В полет рвешься, новые теории выдумываешь? Ну, дай бог нашему теляти… Думать — это хорошо, брат, это здорово! Только надо иногда и со старшими советоваться, не такие мы уж глупые…

Если до настоящего момента была еще у Богдана робкая надежда, что вызвал его директор из-за какой-нибудь малоприятной, но все же мелочи, то теперь даже в горле пересохло от огорчения. Донесли! Доложили, причем явно в постыдном, карикатурном виде. Та же Леночка небось и постаралась…

Точно. Яков Михайлович зажег очередной «Беломор», уселся поудобнее и вполне дружеским тоном попросил:

— Давай, брат, просвети-ка меня, старого, что это там за неизвестных науке животных ты открыл… в чулане у тети Клавы?

— Какая тетя Клава, почему тетя Клава? — вскинулся от неожиданности Богдан.

— Ну, сторожиха наша… Это я для юмора, извини. Катай свою теорию, не бойся, может, еще и статью опубликуем в «Зоологическом журнале»!..

Делать было нечего, Богдан начал рассказывать. Кенарь время от времени принимался возиться, прыгать в клетке, требовательно посвистывать — директор шикал на него и снова впивался глазами в лаборанта. Давно уже не было у Богдана столь внимательного слушателя… А может, еще пронесет грозу и удастся хоть частично убедить Якова Матвеевича — он ведь все-таки ученый?..

Прежде всего Нестеренко пересказал, как умел, случай со своей бабушкой, имевший место году в сорок шестом или сорок седьмом. Бабушка вместе со своим женихом, будущим Богдановым дедушкой, а тогда демобилизованным молоденьким лейтенантом, поехала в село к будущей, опять-таки, свекрови, Богдановой прабабушке. И там, ночуя на сеновале, бабушка видела престранную ночную тварь, мохнатую и большеглазую; судя по всему, это существо постоянно жило под крышей хаты, хозяйка подкармливала его. Более того: шустрого глазастика успел рассмотреть при свете карманного фонаря и дедушка, и его фронтовой друг дядя Юра, который теперь генерал и живет в Москве, и дяди Юрина жена, то есть тогда еще не жена, в общем — тетя Зоя…

— Дружочек, — кротко сказал Яков Матвеевич, выпуская струю дыма в невысокий потолок. — Ей-богу, твоим родством и знакомством мы займемся в другой раз. Ближе к делу.

Богдан постарался сократиться. Когда после встречи с чердачным жителем вся компания, чуть не переломав себе ноги, посыпалась по лестнице в хату — а было уже часа четыре утра, — хозяйка Горпина как ни в чем не бывало вышла к ним и стала укладывать кого на полу, кого на кровати. На все охи и ахи ею были сказано одно: «Д о м о в и к это, дети, домовик; живет там с незапамятных времен; мы его не обижаем, и он нас не тревожит»[Случай, описанный в главе I настоящей повести и здесь, был буквально в таких подробностях рассказан автору киевлянкой Ниной Г., участницей этого события.]. Буднично так это сообщила женщина, простенько, словно приблудилась к дому обычнейшая куница или дикая утка свила себе гнездо на сеновале…

Зоологией Нестеренко увлекался еще в младших классах. Услышав о «Домовике», решил, что у диковинного создания, конечно же, есть плоть и кровь… только оно еще не описано учеными, как, например, снежный человек или живые динозавры, которых кто-то видел в болотах Африки. Стал осторожно расспрашивать людей. Из кучи выдумок, вранья и явного бреда психопатов постепенно отобрал с десяток свидетельств, мало-мальски заслуживающих доверия. «Домовики» встречались и в глуши таежной, и в столичных городах. Кое-кто мельком видел их; чаще — по косвенным признакам распознавали присутствие чудовищно ловких и скрытных тварей. Картина постепенно складывалась. К тому же Нестеренко усердно штудировал литературу — как сказочно-мифологическую, так и сугубо научную…

— В домовых верят по всей Земле и везде описывают их почти одинаково. Как правило, домовой ведет ночной образ жизни; он мал ростом, волосат, у него большие светящиеся глаза. Правда, кое-где в Европе его изображают человеком, чаще всего старичком низенького роста; но это, наверное, просто путаница, отголоски другого цикла легенд — о гномах, эльфах… — Яков Матвеевич слушал, порою ободряюще кивая; Богдан невольно увлекался все больше и больше.