Дамиен Бродерик - Игроки Господа

Мы шагали по планетам, где время вернулось на свое место, но пространство разбегалось в стольких направлениях, что я не мог сосчитать их своим несчастным ограниченным мозгом.

— С одним-двумя измерениями пространства либо времени вселенные слишком просты, чтобы создавать и поддерживать атомы, поэтому нам следует их избегать.

Затерявшись в невообразимом архипелаге, мы беспорядочно, но неумолимо пронзали космос за космосом. Каким-то образом стрижающие имплантаты поддерживали наши тела и мозги, или их форму в неком защищенном вычислительном сейфе, от коллапса и распада. Лун сказала:

— Ультрагиперболические уравнения, здесь нет стабильности.

Мы проходили через это снова, и снова, и снова. Я не буду даже пытаться описать миры с возмущенными пространствами — тщетно, все равно, что вспоминать сон после пробуждения. Мозг не может переварить подобную информацию, отчего пускается в мистицизм о цветах вне видимого спектра, как «ульфировый» и «джейловый» в старом романе Дэвида Линдсея, который обожала моя мать, «Путешествии к Арктуру» — что не имеет к делу никакого отношения. Но я уловил суть, действительно уловил. И открывшаяся истина напугала меня до мозга костей. Там были миры, быть может, бесконечное множество миров, где три привычных параметра, высоту, ширину и длину, а заодно и однонаправленный поток времени беззаботно выбросили на помойку. Измерения и константы смешали и перенумеровали, опрятную домашнюю растительность варварски выдрали с корнем, расшвыряли, подделали. Розы перемешали с клубникой и вонючими сорняками, и, понюхав, вы с отвращением зажимали нос. Вселенское барокко. Кошмар в худшем смысле этого слова. В конце концов мы шагнули на железнодорожную платформу, и я облегченно привалился к стене, вдыхая убийственные пары локомотива (значит, мой нос все-таки остался на своем месте!), слушая резкий перезвон огромных замасленных колес, ощущая запах пота и грязной одежды утренних пассажиров, облаченных в подобие национальных японских костюмов, несущих кейсы и внимающих музыке из наушников, чьи дужки вздымались над высокими налакированными прическами. Стоявшие поблизости мужчины бросили на нас несколько любопытных взглядов, но затем целеустремленно кинулись к открывшимся дверям вагона. Женщины смотрели в землю, степенно, однако весьма быстро шаркая ногами.

— Третий уровень Тегмарка! — радостно провозгласил Тоби. — Держите шляпы, или не держите, или все три варианта.

Ой. Ой. Ой.

Может, у меня начался приступ? Например, эпилептический припадок, со всеми этими аурами, о которых толкуют страдающие мигренью люди, световыми вспышками и ощущением, что твои глаза скачут между картинками реальности. Все рвалось на части, одновременно оставаясь одним целым. Все разноцветные пассажиры сели в поезд — и остались на станции, передумав. Они поспешно карабкались в ближайший вагон, и носились туда-сюда по платформе, пытаясь пробиться в другие двери, а то и в открытые и закрытые окна, и с криками ужаса падали на пустые рельсы, где не было никакого поезда, и садились в лоснящийся вертолет, ждущий на взлетной площадке, и…

… и я делал это вместе с ними, картинка перед глазами прыгала, словно взбесившийся кенгуру, моя рука крепко сжимала руку Лун, и бросала ее, а Тоби пропадал из виду, и, о ужас, лежал, окровавленный, и, без сомнения, мертвый, растерзанный колесами отошедшего поезда…

Голоса стрекотали без умолку, сливаясь и рассыпаясь набором какофонических звуков:

— Квантовый вид мультиленной, Август. Развертка волновой функции «все и сразу». Все возможности реализованы, все выборы приняты. Шредингер без коллапса. Как в «Сагиттариусе А» [29] «Сагиттариус А» — зона в центре нашей галактики, где расположено компактное пространство с мощной гравитацией, являющееся источником мощного и периодичного радио- и рентгеновского излучения. Вокруг этой зоны сгруппированы 10 000 крупных и динамично перемещающихся звёзд, формирующих т.н. «ядро» нашей галактики. .

— Давайте уберемся отсюда к чертям собачьим! — заорал я, и в меня вцепились чужие руки, и выпустили меня, и томно погладили мои пальцы, и ударили меня по щеке, и мои заплетающиеся ноги вынесли меня…

… за порог и уронили на огромную кровать. В доме царила гробовая тишина. Я проснулся в своей темной зловонной спальне и несколько минут тихо лежал с закрытыми глазами, вдыхая пересохшим ртом ночные ароматы. Моя эрекция медленно увядала. Наверное, мне снова снилась Лун. Не оборачиваясь, я протянул руку, ощупал покрывало, но ее половина кровати была пустой и холодной. Я начал осознавать, поначалу смутно, затем все отчетливей, что снизу не доносится ни звука. Странно. Где мягкий ропот классического рока, приглушенный звон посуды, щелканье тостера, звяканье тарелки с мюсли, бурчание кофеварки? Верхняя половина моего туловища покрылась гусиной кожей, и я натянул простыню до подбородка, вжавшись в подушку и крепко зажмурившись. «Она ушла, — с ужасом сказал я себе. — Бросила меня, сука. — И, мгновение спустя: — За ней пришли мерзавцы Тау Сети. Которые вскоре вернутся за мной». Слезы закапали сквозь мои сомкнутые ресницы. Просочились на подушку. «Возьми себя в руки!» — наконец велел я. Устало скинул одеяло и опустил босые ноги на холодные половицы. Мочевой пузырь требовал немедленного опорожнения. Я шагнул к двери, ведущей к туалету на первом этаже…

… снял трубку с разрывающегося телефона и глубоким бархатным голосом произнес:

— Мадам Бовари, c’est moi.

После секундного замешательства Тоби спросил:

— Густав?

И как тут не улыбнуться?

— Монсеньера Флобера нет дома, — ответил я. — С вами говорит попугай.

— Ну ты и придурок, Август, — вздохнул мой брат. — Если твой словесный понос поутих, давай перейдем к делу. Ты прочел мои записи по поводу дела вампира в банке крови?

Конечно же, нет. Я открыл свою записную книжку, и…

… В этом году на время выпускных экзаменов нас не отключили от сети, чтобы экзаменационная программа могла обработать наши оценки по протоколу «Wile-U-Wait». Нам разрешили скачивать информацию из интернета. Зачем зазубривать кучу дребедени о максимальном количестве осадков и экспорте Гуадалканала, когда можно съяхуглить ее прямо на месте? В конце концов, ведь именно это они и проверяли — нашу способность выжить в сложном реальном мире.

Я играючи справился с тензорным исчислением и решил убить свободное время в беседе с Оддом, моим болтуном. Нам разрешалось покинуть экзаменационный класс в любое время, но, подозреваю, тех, кто уходил слишком рано, помечали. «Сверхсамоуверенные», — как говорила старая кляча Сью. А уж кому, как не ей, знать о таких вещах — все-таки глава департамента. Предположительно, она много чего такого знала. В тридцать лет Сью уволилась из НАСА (слишком износилась) и начала учить особых студентов — под которыми обычно подразумевают тупых, калек, очень тупых, социально недееспособных и по-настоящему тупых — но в нашем случае речь, как ни странно, действительно шла о выдающихся ребятах.