Юрий Шпаков - Один процент риска (сборник)

Я стоял совершенно ошеломленный, ничего не мог понять. Потом беспомощно оглянулся — у дверей застыл секретарь отца и смотрел на меня непроницаемо-холодно. Не умом, а скорее сердцем я понял, что западня захлопнута. Вода была отравлена, и я своими руками подал яд отцу…

Что было дальше, мне даже не хочется вспоминать. Каждый помнит орущие заголовки газет: «Ученый-убийца», «Сын убил отца, чтобы получить его миллионы», «Рука отцеубийцы не дрогнула» — и тому подобные. Я только помог нашим невидимым врагам. Если бы отец выпил яд без моей помощи, он был бы, наверное, объявлен умершим от апоплексического удара, и пришлось бы еще искать способ покончить со мной. А так обошлось как нельзя удобней. И газеты имели достаточно пищи, и сам я, потрясенный случившимся, почти не мог защищаться. Самое же главное — на предварительном следствии мне дали понять, что, если я хоть заикнусь о своей невиновности или о каком-то открытии, несчастный случай произойдет и с Дженни, и с моим маленьким сыном. Я все понял. И во имя жизни моих родных, во имя жизни; единственно дорогого, что я оставлю на земле, мне пришлось смириться…

Суд закончился быстро. Были предъявлены «веские» доказательства моей вины, в том числе и отрывок магнитофонной записи нашей ссоры в машине, смонтированный настолько ловко, что глупому становилось ясно: я угрожал отцу и спорил с ним о громадных суммах. В числе свидетелей обвинения выступил секретарь отца, под присягой показавший, что он видел, как я всыпал яд в стакан. И присяжные единогласно вынесли решение: «Да, виновен».

Я и сейчас рискую, когда пишу все это. Но надеюсь, что после моей смерти они не станут мстить, это ничего им, не даст. А мне очень не хочется, чтобы мой малыш сохранил обо мне недобрую память. Ведь даже Дженни могла только догадываться о моей невиновности!

Я верю, что эти записи попадут по назначению. Старый университетский товарищ по иронии судьбы оказался моим надзирателем — кем только не может стать человек с дипломом в нашей благословенной стране, если он не имеет покровителей и банковского счета! И единственная услуга, которую он мне может оказать, — доставить эту тетрадку русским. Я вынужден обратиться к людям чужих взглядов и убеждений, так как верю они честные ребята и помогут восстановить мое доброе имя.

Я не верю в чудо. Смерть моя неизбежна, как неизбежна ночь. Но после тьмы и холода наступает светлое утро, и никакие черные силы не задержат Солнца. Я убежден, что люди увидят еще статую Справедливости, отлитую из чистого золота. Но появится она скорей всего не на той земле, где я родился…»

Академик Борисов захлопнул черную тетрадь, долго сидел неподвижно. Он хорошо помнил Стоуна — симпатичный жизнерадостный человек с удивительно чистыми близорукими глазами, его восхищение успехами советской науки, очень интересные суждения о природе вещества прочно запечатлелись в памяти.

Борисов никогда не верил трескотне, поднятой вокруг имени Стоуна, он был убежден, что дело тут нечисто. И вот наглядное доказательство. Теперь, когда мир потрясен его сообщением, реабилитация Стоуна особенно необходима. И он сделает это: долг человека, долг ученого, гражданина обязывает его.

Если судить по смутным намекам рукописи, Стоун шел своим путем. Он смог найти лишь частный случай реакции, осуществленной в Советском Союзе. Стоуна привлекал волшебный блеск золота, и в своих поисках он ничем не отличался от первых конквистадоров, от старателей Аляски и Калифорнии, от тех же самых алхимиков. Но он был честным человеком — и это самое главное.

Борисов так и не заснул до рассвета. Он стоял у окна и смотрел с высоты пятидесятого этажа, как плавится в тигле неба золото зари. У горизонта золото окрашивалось алым, словно драгоценный металл источал кровь. И академик думал, что совсем недалеко то время, когда беспощадный суд народов призовет к ответу убийц Джозефа Стоуна и миллионов других людей, которые были принесены в жертву золотому тельцу. Этот день совсем не за горами!

А небо все светлело и светлело. Темнота ползла в ущелья улиц, умирала у подножия небоскребов. Медленно выплыл над землей огненный диск солнца, и золото его лучей щедрым потоком хлынуло всюду, доступное каждому, несущее свет, тепло и радость.

СОЛНЦЕ не давало ему покоя. Даже через дымчатый светофильтр оно слепила глаза. Андрей прямо-таки физически чувствовал, как обрушивается на него яростная мощь солнечного излучения, прижимает к раскаленному губчатому камню. Интересно, за сколько секунд можно изжариться, если вдруг откажет система терморегуляции?

Над краем солнечного диска взметнулся огненный мазок, медленно стал вытягиваться в косматую запятую. Протуберанец необыкновенной величины. Но Андрей смотрел на него совершенно безучастно. Еще недавно он с увлечением стал бы нажимать затвор кинокамеры, включать приборы. А сейчас… Сейчас ему не до вихрей, бушующих на солнце. Надо думать о другом: как разыскать свою ракету.

Андрей попытался сесть. Притихшая было боль обожгла тело. Черные пылающие пятна поплыли перед глазами.

— Врешь, — сказал Андрей. — Все равно встану!

Голос, стиснутый крошечным пространством скафандра, прозвучал жалко и непривычно. Казалось, говорит кто-то чужой.

— Все равно встану! Слышишь?

Никто не мог слышать Андрея Соколова. Вокруг было Великое Безмолвие Луны, мир, не знающий звуков. Абсолютная тишина, оглушающая, необъятная, какую невозможно представить на Земле. Он мог бы сейчас кричать что угодно, срывая голос — никто его не услышит и в двух шагах…

Как трудно было подняться! Вместе со скафандром он весит не более сорока килограммов, но тело казалось наполненным ртутью. Тяжелое, непослушное, стиснутое болью… Когда Андрей встал, горизонт запрыгал перед глазами, зыбко закачались угольно-черные тени скал. Только чудовищным усилием воли он смог удержаться на ногах.

Андрей перенес тяжесть тела на правую, здоровую ногу. Все силы нужно вложить в этот прыжок, иначе… Он не смотрел в глубину трещины, где караулила его непроглядная тьма. Надо обязательно перепрыгнуть. Пять метров — сущие пустяки, он прыгал здесь и на двадцать. Но противоположный край выше метра на полтора. Неужели он не сумеет?

Прыжок! Андрей упал на колени, задохнувшись от боли. Но остался позади стерегущий мрак, поглотивший его вездеход. Теперь один только путь — вперед.

…Несколько часов назад космонавт Андрей Соколов вылетел с Базы на одноместной разведывательной ракете. Он опустился на равнине у подножия кольцевой горы кратера Архимед. Отсюда ему предстояло совершить поездку по заранее выбранному маршруту — обычная будничная работа исследователя Луны.