Стивен Кинг - Иерусалим обреченный (Салимов удел; Судьба Иерусалима)

- Ну, полдела сделано.

- Меньшая половина, - Хенк глядел на Марстен Хауз, сегодня темный и закупоренный. - Не хочется мне туда, и я так прямо и говорю. Если есть на свете хоть один дом, в котором нечисто, так это он. Эти люди, должно быть, чокнутые, если пытаются жить там. Ну, делать - так делать поскорее.

Через несколько минут Марстен Хауз уже маячил перед ними в темноте, мрачный и угрожающий, и Роял ощутил первый настоящий приступ страха.

- Видишь хоть один огонек за ставнями? - почти шепотом спросил он Хенка.

- Нет...

Дом как будто наклонился к ним в ожидании. Хенк развернул машину у задних дверей. Никто из них не старался рассмотреть что-нибудь в свете фар. Сердце Хенка напряглось от страха так, как не бывало с ним во Вьетнаме, хотя там он боялся почти постоянно. Но тот страх был естественным. Страх наступить на отравленную колючку, страх получить пулю из русского ружья от какого-нибудь недоростка с неукладывающимся в рот именем, страх угодить в патруль под команду идиота, который заставит тебя выжечь дотла деревню, откуда конговцы смылись неделю назад. А теперешний страх казался смешным, детским. Ничто здесь не должно было пугать. Дом как дом: доски, петли, гвозди, балки. Никаких причин ощущать, будто каждый кусок штукатурки издает собственный аромат зла. Ерунда. Призраки? Он не верит в призраков. После Вьетнама - не верит.

Дверца пристройки оказалась открытой, и в красноватом свете фар выщербленные каменные ступени казались спуском в ад.

Оба взглянули друг на друга при свете лампочки в кабине, читая свой ужас на лице другого. Но они давно уже не были детьми и не могли вернуться, не выполнив поручения из-за иррациональных страхов: как бы они могли объяснить это при свете дня? Работа есть работа.

- Пошли, - сказал Роял, - разделаемся с этим.

Шипение гидравлического лифта показалось неуместным. Они ухватились за ящик. В свете фар лицо Рояла выглядело лицом человека во время сердечного припадка.

Ящик лег на грудь каменной глыбой. Обоим приходилось носить грузы и потяжелее, но было в здешнем воздухе что-то обессиливающее. Ступени оказались скользкими, грузчики дважды балансировали на грани падения. Но наконец ящик оказался внизу.

- Бросай, - выдохнул Хенк. - Я не пронесу больше ни дюйма!

С грохотом ящик стал на пол. Взглянув друг на друга, они поняли, что какая-то таинственная алхимия превратила страх в панику. Подвал наполнился тихим шуршанием. Крысы, а, может, что-то другое, о чем и думать невыносимо.

Они кинулись бегом по лестнице. Заскочив в грузовик, Хенк тронул было машину с места. Роял схватил его за руку:

- Хенк, мы не поставили замки.

Оба уставились на связку новых замков на сиденье. Хенк полез в карман и вытащил ключи - каждый с аккуратной этикеткой.

- О, Боже! - произнес он. - Слушай, а что если вернуться завтра утром?

- Не пойдет, - Роял качнул головой. - Сам знаешь.

Они выбрались из кабины, холодный ночной ветерок ударил по вспотевшим лбам.

- Иди к задней двери, - сказал Роял. - Я займусь па-радной дверью и пристройкой.

Они разошлись. Только со второй попытки Хенку удалось вставить скобу в отверстия. Здесь, вблизи дома, запах времени и гнилого дерева казался материальным. Все истории о Губи Марстене, над которыми он смеялся мальчишкой, выплыли из темноты. И песенка, которой они пугали девчонок: "Берегись, берегись, берегись! Губи Марстену смотри не попадись! Берегись... БЕРЕГИСЬ...".

- Хенк.

Хенк резко отшатнулся, оставшийся замок выпал у него из рук. Он наклонился и подобрал его.

- Ошалел - так подкрадываться к человеку! Ты что...

- Послушай, Хенк, кто пойдет опять в подвал класть на стол ключи?

- Я не пойду, - сказал Хенк Петерс. - Я не пойду.

- Бросим жребий...

...Орел на монетке тускло мерцал в луче фонаря.

- Господи Иисусе, - тоскливо пробормотал Хенк, но взял ключи и пошел к дверям подвала.

Потолок нависал над головой. Луч фонарика выхватил из темноты стол, покрытый пыльной клеенкой. На столе сидела огромная крыса, - которая даже не шевельнулась под лучом фонаря. Просто сидела, как собака, и будто усмехалась.

Он обошел ящик с буфетом и направился к столу.

- Пошла!

Крыса спрыгнула и убежала. Теперь у Хенка дрожали руки, и луч фонаря метался по полу, выхватывая то грязную бочку, то полуразвалившийся стол, то пачку газет, то...

Он еще раз направил фонарь на газеты и перестал дышать, когда осветилось то, что лежало рядом с ними.

Рубашка... или не рубашка? Смято, как старая тряпка. Дальше - что-то, похожее на джинсы. И что-то, похожее на...

Сзади что-то щелкнуло.

В панике он кинулся прочь, швырнув ключи на стол. Но по дороге успел заметить причину шума. Одна из алюминиевых стяжек на принесенном ими ящике лопнула и лежала теперь на полу, показывая в угол, точно пальцем.

Весь покрытый гусиной кожей, он кое-как очутился в кабине, дыша, как раненая собака. Смутно слыша расспросы Рояла, он бросил машину на полной скорости за угол, оторвав два колеса от земли. Он не замедлил хода до самой Брукс-роуд. А там его стало трясти, да так, что он боялся развалиться на части.

- Что там такое? - спросил Роял. - Что ты видел?

- Ничего, - ответил Хенк Петерс, проталкивая слова частями сквозь стук зубов. - Я не видел ничего, и не желаю этого видеть никогда больше.

Ларри Кроккет собирался закрывать лавочку и отправляться домой, когда раздался стук в дверь и вошел все еще перепуганный Хенк Петерс.

- Забыл что-нибудь, Хенк? - спросил Ларри.

Когда Хенк и Роял вернулись из Марстен Хауза, оба выглядели как после сильной встряски. Ему пришлось дать им по десять долларов лишних и по блоку "Черной Ленты" и договориться, что было бы неплохо, если никто никогда об этом ничего не услышит.

- Я должен тебе сказать, - объявил Хенк. - Ничего не могу поделать, Ларри. Я должен.

- Конечно, - Ларри достал из нижнего ящика стола бутылку виски и налил две щедрые порции. - В чем дело?

Хенк попробовал, сделал гримасу и проглотил.

- Когда я нес ключи вниз, я кое-что видел. Похоже на одежду. Рубашка и джинсы. И тапочек. Мне показалось, что это был теннисный тапочек, Ларри.

Ларри пожал плечами и улыбнулся:

- Ну и что?

- Этот мальчонка Гликов был в джинсах. Так писали в газете. Джинсы, красная рубашка и теннисные тапочки.

Ларри продолжал улыбаться. Он чувствовал свою улыбку, как ледяную маску.

Хенк конвульсивно сглотнул:

- Что, если парни, которые купили Марстен Хауз, пришили мальчишку?

Все. Слово прозвучало. Ларри проглотил остатки огненной жидкости из своего стаканчика.

И сказал, улыбаясь:

- Может, ты и тело видел?

- Нет... нет. Но...

- Это дело полиции. Так что я отвезу тебя прямо к Перкинсу. - Ларри снова наполнил стаканчик Хенка, и рука агента вовсе не дрожала. - Только знаешь... Будет куча неприятностей. Насчет тебя и официантки Делла... Как ее, Джекки?