Владимир Печенкин - Поиск-82: Приключения. Фантастика

— Десять рублей оставили одной бумажкой?

— Одной. Я же сказал «десятку». А что?

— Отвечайте только на вопросы, — отрезал Пряхин. — Больше ничего не можете добавить? Или не хотите?

В этот момент вошел немолодой старший лейтенант и наклонился к Пряхину.

— Вы скоро освободитесь, Николай Павлович? Просили напомнить: сегодня лекция в общежитии ЖБИ-2.

— Помню, помню, — отмахнулся Пряхин. — У вас все? — спросил у Шмакова.

Тот засмеялся.

— Да, кажется, все, гражданин подполковник... — Почесал в раздумье затылок. — Я на себя лишнее вешать не собираюсь.

Старший лейтенант задержался возле двери.

— Простите, Николай Павлович, вот этот гражданин, — он кивнул на Шмакова, — уже проходил по какому-нибудь делу?

— У нас нет, — сказал Пряхин. — Первый раз.

Старший лейтенант покачал головой.

— Странно. Сдается мне, что я его уже видел.

Когда он вышел, Пряхин сухо усмехнулся.

— Видите, Шмаков, вас уже считают в нашей фирме завсегдатаем. Впрочем, радости от этого, как вы сами понимаете, мало... Ну, слушаю дальше.

— А что дальше?! — сказал Шмаков, и голос у него прервался. — Эх, сигаретку бы! Одну, товарищ подполковник! Сил нету терпеть!

Пряхин воззрился на него с удивлением.

— Все вы, курильщики, как помешанные. Что за радость: травите себя и окружающих. Ну ладно, — он кивнул Кулагину, — знаю, тебе тоже не терпится; дай ему и закури уж сам. Куда от вас денешься?

Кулагин, невольно сочувствуя Шмакову, протянул ему пачку. Тот трясущимися руками выбил щелчком сигарету, сунул ее в рот, потянулся к зажженной спичке, и лицо его расплылось в блаженстве.

— Ну спасибо, — сказал он. — Уважили. Теперь — дальше... Вышел я из магазина в полном удовольствии, и вдруг меня точно ударило: а чего это дверь открыта и никого нет? Гляжу — прогоныч сорван. Ну, я — бежать. Вдруг натыкаюсь на чьи-то ноги. Наклоняюсь, гляжу — господи боже мой! — да это ж Мишуня, магазинский грузчик, совсем уже закоченевший. Ну, тут я понял, что вляпался по уши: Мишуня — труп, магазин — нараспашку и там полно моих следов. Вот и решил, что лучше недельку отдохнуть у брата, а потом махнуть куда-нибудь подальше на время, пока здесь улягутся страсти. Вины особой я за собой не чувствовал, но все же быть втянутым в это дело не хотел, потому что неизвестно, чем обернется. В общем, испугался я... и уехал.

— Если то, что вы говорите, — правда, большую глупость, чем ваше бегство из поселка, трудно придумать, — со злостью сказал Пряхин. — Трус вы, однако, Шмаков. Хвастун и трус с большим самомнением. Я был на заводе: сплошное бахвальство, говорят, а не работа. И так во всем: о людях думаете плохо, а о себе... Кстати, как часто грузчик Демин напивался до бесчувствия?

— Сколько лет его знал, никогда не видел, чтоб он пьяный лежал на улице. Тем более зимой.

— М-да... Теперь все?

Казалось, Шмаков какой-то миг колебался, потом кивнул.

— Все... Если я вспомню еще что-нибудь, скажу, честное слово. Подробность какую-нибудь. Только вы не думайте... плохо. — Он всхлипнул, стал кусать губы. — Я не знал, что так получится...

Когда Шмакова увели, Пряхин поднялся, вытряхнул окурки из пепельницы, открыл форточку.

— Что это он такой... мокроглазый? — спросил Кулагин.

— Нервишки сдали... Ну и, главное, себя очень жалко. Можно сказать, ни за что такая ценная личность пропадает.

Кулагин прокашлялся, помедлил.

— Извини, Николай, не принимаю твоей иронии. Может быть, вмешиваюсь не в свое дело, я не специалист, но мне кажется, что этот парень говорит правду. Такое, чисто интуитивное, впечатление.

— Совсем недавно у тебя было впечатление, что он опасный преступник, — усмехнулся Пряхин. — Но сейчас ты, пожалуй, прав. Скорее всего, Шмаков искренен, но это отнюдь не означает, что он — жертва несчастного стечения обстоятельств. По-прежнему утверждаю: для него мир делится всего на две части: в одной, большей, содержится его огромное «Я», а в другой, меньшей, — все остальное человечество. И он ни на минуту не изменит мнения о себе, пока не припечет. Вот и сейчас припекло... К сожалению, Шмаковых немало, а виновата в этом, если хочешь знать, школа и... материальное благополучие.

— Не сгущай краски! В школе все время преподносят уроки бескорыстия и самоотверженности. С древности до наших дней.

— Ну и что? Важно не что говорится, а как делается. Есть гуманный, нужный закон о всеобщем обязательном среднем образовании. Но некоторые, прикрываясь буквой этого закона, извращают суть. В школах всячески стремятся избежать отсева учащихся, и, следовательно, любой лентяй, еще не научившись вытирать нос, уже начинает понимать, что так или иначе его перетащат в следующий класс. Надо быть почти полным идиотом, чтобы остаться на второй год... Так растет человек, лишенный чувства ответственности за свое дело, привыкший все выполнять кое-как, на тяп-ляп, где бы он потом ни работал... Разумеется, нельзя сбрасывать со счетов и личность человека, и семью... Тоже новый парадокс, потому что с анкетной точки зрения семья у Шмаковых наиблагополучнейшая: отец — мастер литейного цеха на машиностроительном заводе, мать была формовщицей, сейчас пенсионерка. Старшие дети живут своими семьями. Заработок у отца высокий, дом — полная чаша. Захотел сынок мотоцикл? Пожалуйста. Стереомагнитофон? Со всей душой. Не знаешь, как провести отпуск? Будьте любезны, туристская путевка со скидкой за счет завкома — как же, молодой рабочий, кому, как не ему, в первую очередь. Таким вот путем возникает дефицит желаний, так как любая радость в принципе доступна, не нужно прилагать особых усилий, чтобы ее добиться, а здоровый организм требует ярких впечатлений. Происходит подмена их на острые. Отсюда — пьянка, разгул, хулиганство.

— Оригинальная теория, — хмыкнул Кулагин. — Но ты непоследователен. У твоего Игоря тоже есть мотоцикл.

— Он его купил на деньги, заработанные летом в стройотряде. Для него мотоцикл — это подъем на заре, тысячи кирпичей, перетасканных на своей спине, ломота во всех мышцах и потрескавшиеся от раствора руки. Может быть, поэтому вот уже два года как он надел шлем, а мотоцикл ему не наскучил.

— Ну, тебя не переспоришь.

— А я и не спорю. Хочу только подчеркнуть, что такое, как у Шмакова, прохождение без препятствий по жизни ведет к духовному инфантилизму и в двадцать пять мужчина остается подростком, играющим супермена из вестернов. На что-нибудь серьезное он не способен. И уж, конечно, не Шмаков украл в магазине ценности.

— Значит, ценности все-таки были?

— По-моему, мы не сомневались в этом с самого начала. Стали проверять... Установили, что гражданин, у которого была заведующая Чертык в ту злополучную ночь, — директор ювелирного магазина, и связь длится не первый месяц. Конечно, это их личное дело, но когда Шмаков подарил Актаевой кольцо, купленное через Бекбулатову у Чертык, мы решили покопать поглубже, и выяснилось, что уважаемая мадам Чертык исправно снабжала серьгами, кольцами и прочей мишурой всех любительниц украшений поселка, хотя в магазин к ней ювелирные изделия никогда не поступали. Посмотрели эти вещи. Представь себе, никакой фальши, и вот что странно, продавала она их по указанной на этикетке цене. Вроде бы из личной приязни. Ну, если бы одной-двум — можно понять, но массово... Естественно, возникли два вопроса: откуда она получает ювелирные изделия фабричного производства и каким образом извлекает выгоду из перепродажи?